Субботний вечер - [4]

– Вот ваш цербер, – выдавил он наконец. Он и сам понимал, что слово это прозвучало чересчур театрально. Но только с ним и удалось совладать.

– Большущее вам спасибо, – сказала Воркующая.

– Вы были изумительны, просто изумительны, – сказала Та, что с хрипотцой. – Но, боюсь, вы ранены.

– О, это н-ничего, – объявил Питер, обмотал укушенную руку платком и сунул в карман. Между тем Воркующая прицепила к ошейнику Понго поводок.

– Теперь можете его отпустить, – сказала она.

Питер послушался. Маленький чёрный бульдог тотчас метнулся в ту сторону, куда поневоле отступал его враг. Поводок натянулся, и Понго, рывком поднятый на дыбки, так и остался в позе геральдического льва на дворянском гербе, заливаясь неистовым лаем.

– А это не опасно, вы уверены? – настаивала Та, что с хрипотцой. – Дайте-ка я посмотрю.

Питер послушно снял носовой платок и протянул руку. Ему казалось, сбываются все его надежды. И вдруг он с ужасом заметил, что ногти у него грязные. Ох, если бы, если бы он перед уходом вымыл руки! Что о нём подумают богини? Багрово краснея, он попытался отнять руку. Но заботливая богиня её удержала.

– Подождите, – сказала она. Потом прибавила: – Рана скверная.

– Жуткая! – подтвердила Воркующая, тоже разглядывая руку Питера. – Мне ужасно неприятно. Надо ж было моей глупой собачонке…

– Непременно сейчас же идите в аптеку, – перебила Та, что с хрипотцой, – пускай вам промоют рану и перевяжут. Она подняла голову и посмотрела уже не на руку Питера, а в лицо.

– В аптеку, – эхом отозвалась Воркующая и тоже подняла голову.

Питер переводил взгляд с одной на другую, его одинаково слепили и широко раскрытые голубые глаза, и узкие, загадочные, зелёные. Он нерешительно улыбнулся обеим и нерешительно покачал головой. Украдкой опять замотал руку платком и спрятал от посторонних взоров.

– Это н-ничего, – опять сказал он.

– Непременно пойдите в аптеку, – настаивала Та, что с хрипотцой.

– Непременно! – воскликнула Воркующая.

– Н-ничего, – повторил Питер. Не хотел он идти ни в какую аптеку. Он хотел остаться с богинями. Воркующая обернулась к подруге.

– Qu'est-ce qu'on donne a ce petit bonhomme? [8] – быстро проговорила она, понизив голос.

Та пожала плечами и мимолётной гримаской дала понять, что не знает, как быть.

– Il serait offense, peut-etre [9], – заметила она.

– Tu crois? [10]

Та, что с хрипотцой, бросила быстрый взгляд на предмет их разговора, оценила его всего, от дешёвой фетровой шляпы до дешёвых башмаков, от бледного прыщеватого лица до немытых рук, от очков в стальной оправе до кожаного ремешка часов. Питер поймал на себе её взгляд и несмело, с застенчивым восхищением улыбнулся. Какая она красивая! Интересно, о чём они шепчутся. Может быть, обсуждают, пригласить ли его к чаю? Едва у него мелькнула эта мысль, он твёрдо решил, что так оно и есть. Свершилось чудо. Всё идёт в точности, как виделось ему в мечтах. Вот только вопрос, хватит ли у него храбрости прямо сейчас, при первой встрече, предложить им свободные такси в своём сердце. Та, что с хрипотцой, опять повернулась к подруге. И снова пожала плечами.

– Vraiment, je ne sais pas [11], – прошептала она.

– Si l'on lui donnait une livre? [12] – предложила Воркующая. Та кивнула:

– Comme tu voudras [13].

Подруга отвернулась, чтобы незаметно было, как она роется в сумочке, а Та, что с хрипотцой, сказала Питеру:

– Вы ужасно храбрый. И улыбнулась.

Под её спокойным, уверенным, невозмутимым взглядом Питер только и сумел покачать головой, покраснел и потупился. Он бы счастлив был не сводить с неё глаз, и, однако, никак не удавалось выдержать этот хладнокровный взгляд в упор.

– Похоже, что вы привыкли обращаться с собаками, – продолжала она. – У вас и своя есть?

– Н-нет, – ухитрился ответить Питер.

– Ну, тогда вы настоящий храбрец, – сказала она. И увидав, что подруга уже нашла нужную бумажку, взяла руку Питера и крепко пожала. – Ну, прощайте. – Она улыбнулась очаровательней прежнего. – Мы вам ужасно признательны! Ужасно признательны, – повторила она и сама удивилась, почему опять и опять повторяет слово «ужасно». Слово совсем не из её обихода. Но почему-то оказалось – оно подходит для разговора с этим заморышем. К простонародью она всегда обращалась очень приветливо и с мальчишеской живостью пересыпала свою речь жаргонными словечками.

– П-п-п… – начал Питер.

Неужели они сейчас уйдут, с тоской подумал он, вот так вдруг исчезнут из его чудесной розовой мечты. Уйдут навсегда, не пригласят его к чаю, не оставят адреса? Он готов был взмолиться – пусть они немножко помедлят, пусть позволят увидеться с ними ещё раз. Но знал, что не выговорить ему нужных слов. Сказанное с хрипотцой «прощайте» пробудило в нём отчаяние, какое испытываешь перед неминуемой катастрофой, которую бессилен предотвратить.

– П-п-п… – беспомощно заикался он, и оказалось, он уже обменивается рукопожатием со второй богиней, так и не сумев договорить до конца злосчастное «прощайте».

– Вы были изумительны, – сказала Воркующая, пожимая ему руку. – Просто изумительны. И вам непременно надо пойти в аптеку, пускай вам сейчас же промоют рану. Прощайте, и огромное вам спасибо. – При последних словах она вложила ему в ладонь аккуратный квадратик – бумажку достоинством в фунт стерлингов – и обеими руками легонько надавила на его пальцы, так что они зажали бумажку. – Большущее вам спасибо, – повторила она. Питер побагровел и замотал головой.