Субботний вечер - [2]

Башмаки-то и убили в этот день игру его воображения. Он шёл, задумчиво потупясь, пытался сообразить, какие слова скажет он дочери пэра в такси, по дороге к Гросвенор-сквер, и вдруг заметил, как размеренно, по очереди вступают в прозрачные видения его внутреннего мира чёрные носы башмаков. До чего же они уродливы! И до чего не похожи на элегантную, великолепно сверкающую обувь богачей! Они были уродливы и новые, а со временем стали просто отвратительны. Несмотря на распорки, потеряли первоначальную форму; верх там, где кончается носок, весь в глубоких противных морщинах. Слой ваксы не скрывает сети бесчисленных трещинок на пересохшей дрянной подделке под кожу. Носок левого башмака с наружной стороны когда-то оторвался и пришит был кое-как, грубый шов бьёт в глаза. И столько раз уже завязывались и вновь развязывались шнурки, что чёрная эмаль металлических петель, куда они продеты, совсем стёрлась, бесстыдно обнажила их медную суть.

Ох, до чего безобразные у него башмаки, просто мерзость! А ему в них ещё ходить и ходить. Питер сызнова принялся за подсчёты, которые проделывал уже десятки раз. Если каждый день экономить полтора пенса на обеде, если в хорошую погоду утром идти на службу пешком, а не тратиться на автобус… Но как тщательно, как часто он ни подсчитывал, двадцать семь шиллингов и шесть пенсов в неделю оставались двадцатью семью шиллингами и шестью пенсами. Башмаки стоят дорого; и когда он скопит на новую пару, костюм всё равно останется старый. А тут на беду весна; распускаются листья, сияет солнце, всюду влюблённые парочки, а он идёт один. Действительность сегодня нестерпима, и никуда от неё не убежишь. Сколько он ни старается ускользнуть, старые чёрные башмаки преследуют его и силком возвращают к мыслям о том, как он несчастлив.

II

Две молодые женщины свернули с многолюдной дорожки, ведущей вдоль Серпентайна [3], и направились по тропинке в гору, в сторону памятника Уатту [4]. Питер пошёл следом. Они оставляли за собою аромат тонких духов. Питер жадно втянул носом душистый воздух, и сердце его забилось быстро и часто. Показалось, впереди движутся чудесные, неземные создания. Воплощение всего прекрасного и недостижимого. Минуту назад они шли ему навстречу по дорожке у прудов – и, ошеломлённый промелькнувшим видением вызывающей роскоши и красоты, он тотчас повернул и пошёл следом. Зачем? Он и сам не знал. Только чтобы оказаться поблизости, и, может быть, в невероятной и непобедимой надежде: вдруг что-то случится, какое-то чудо, и взнесёт его в их мир?

Жадно вдыхал он аромат их духов; с отчаянием, будто самая его жизнь от этого зависела, вглядывался в них, изучал. Обе высокие. На одной пальто из серой ткани, отделанное тёмно-серым мехом. На другой пальто всё меховое – наверное, десятка два огненно-рыжих лисиц убиты ради того, чтобы ей было тепло в этот весенний день, когда в тени ещё пробирает холод. На одной женщине чулки серые, на другой – светло-коричневые. На одной серые лайковые туфельки, на другой – из змеиной кожи. Шляпки у обеих маленькие, облегающие. При них маленький чёрный французский бульдог; он то следует за хозяйками по пятам, то забегает вперёд. Ошейник его обшит волчьим мехом, который топорщится вокруг чёрной бульдожьей головы, словно пышный воротник.

Питер шёл за молодыми женщинами так близко, что, когда шумная толпа осталась позади, начал улавливать обрывки их разговора. Одна говорила мягко, будто ворковала, у другой голос был низкий, чуть с хрипотцой.

– Он изумителен, – говорила Та, что с хрипотцой, – он просто изумителен.

– Элизабет мне так и сказала, – ответил Воркующий голосок.

– И приём был великолепный, – продолжала Та, что с хрипотцой. – Он весь вечер нас смешил. Да и всё так и сыпали шуточками. Когда пора было расходиться, я сказала – пойду пешком, может быть, по дороге поймаю такси. А он предложил мне поискать такси у него в сердце. У меня их там много, сказал он, и все свободны.

Обе рассмеялись. Но тут Питера обогнала шумная стайка детей, и за их болтовнёй он не расслышал, что было сказано дальше. Он мысленно обругал детвору. Чертенята, будь они неладны, загубили ему миг озарения. И какого озарения! Какая странная, неведомая, роскошная жизнь ему приоткрылась! Мечты всегда уносили Питера в кроткий уют сельской идиллии. Даже семейная жизнь с дочерью пэра ему рисовалась в тишине и спокойствии, вдали от городской суеты. Мир же великолепных приёмов, где все сыплют шуточками, а изумительные мужчины предлагают молодым богиням свободное такси в своём сердце, ему был неведом. Этот мир сейчас на мгновение приоткрылся ему – и заворожил пышной тропической экзотикой. И теперь он жаждал одного: вступить в этот блистающий мир, так или иначе, любой ценой войти в жизнь этих молодых богинь. Что, если они сейчас обе разом споткнутся вон о тот выпирающий из земли корень и подвернут ноги. Что, если… Но обе благополучно перешагнули через препятствие. И вдруг Питер обрёл надежду – в образе бульдога.

Бульдог свернул с тропинки вправо и стал обнюхивать основание вяза в нескольких шагах от неё. Принюхался, зарычал и, оставив вызывающую памятку о своём посещении, принялся задними лапами с негодованием взрывать землю, отбрасывая её вперемешку с мелкими сучьями к стволу дерева, как вдруг, откуда ни возьмись, подбежал рыжий ирландский терьер и в свою очередь начал обнюхивать сперва дерево, потом бульдога. Бульдог перестал рыть землю и обнюхал терьера. И два пса пошли опасливо кружить друг возле друга, рыча и принюхиваясь. Питер минуту-другую рассеянно, с ленивым любопытством наблюдал эту сценку. В сущности, он почти не замечал собак, мысли его витали далеко. А потом в сознании словно молния сверкнула: да ведь сейчас, пожалуй, начнётся драка! Если они подерутся, мечта сбылась. Он ринется в схватку и растащит псов, он станет героем. Возможно, его даже укусят. Но что за важность. Это будет даже к лучшему. Рана от собачьих зубов принесёт ему тем большую благодарность двух богинь. Он страстно надеялся, что собаки перегрызутся. Ужасно будет, если богини или хозяева рыжего терьера заметят опасность и вмешаются раньше времени. «О Господи, – пылко взмолился Питер, – не дай им сейчас отозвать собак. Пускай собаки подерутся. Ради Христа. Аминь». Питер получил истинно христианское воспитание. Детвора ушла далеко вперёд. Снова стали слышны голоса двух богинь.