Субботним вечером в кругу друзей - [77]

— Во имя еще более высоких идеалов и принципов.

— Возможно. Но был ли счастлив хоть один человек после такой победы? А если нет — зачем и кому она нужна? Отрицая любовь, отрицают самое себя. Нет, никогда не надо противоборствовать настоящей любви. Любовь — это болезнь сердца, и эта болезнь пока еще неизлечима…

— Если любовь мешает, — продолжал Никитин, он нахмурился, темные глаза его загорелись упрямым огнем, — это уже не любовь, а зло, несчастье… А всякое несчастье и зло надо устранять. Кроме того, любовь не может быть высшим или единственным смыслом жизни. Человеку дано больше.

— Бывают обстоятельства… — начал было Степанов.

Кузьмин и Грачов не вмешивались, с интересом прислушивались к спору.

— Не бывает никаких обстоятельств, — отрезал Никитин.

— Бывают обстоятельства, — упрямо продолжал Степанов, — когда человек не в силах победить любовь, когда она сильнее всего на свете — воли, разума, принципов, морали, долга.

— Ах да, любовь зла — полюбишь и козла, — хмыкнул Никитин.

— Не будем спорить на абстрактную тему, — терпеливо сказал Степанов. — Лучше я расскажу об одном случае.

Когда тебе двадцать пять, то кажется, что впереди у тебя необозримо много. А когда тебе пятьдесят, ты понимаешь, как обозримо мало осталось тебе от жизни. Сигналы идут и изнутри и извне. Начинаешь болеть, на тебя уже не смотрят молодые женщины. Один мой приятель именно в таком уже не очень интересном возрасте в отпуске познакомился с молодой женщиной, отдыхавшей в том же доме отдыха. Стройная, с рыжеватыми вьющимися волосами, с веселой белозубой улыбкой, легким характером. Кокетство, танцы, прогулки. Откровенные разговоры. Объятия, поцелуи. И, наконец, близость. И сумасшедшая любовь. До тоскливой боли сердца. До готовности на любые безумства.

Ну, она действительно была прелестна, светясь тем особенным внутренним светом, какой исходит от людей чистых и доброжелательных, общительных, простых и вместе с тем мудрых. Он быстро сообразил — для этого не надо особых усилий, — какой редкий дар попал к нему в руки. И с каждым днем, приближавшим разлуку, эта юная женщина становилась все ближе и дороже и одновременно уходила все дальше и дальше. У нее ребенок, у него двое. У нее хорошая, крепкая семья, любящий муж. И у него тоже. Позвольте спросить: как быть? Не отвечайте. Я знаю, что вы скажете. Они к собственному счастью и несчастью, жили в одном городе. Разумеется, продолжали встречаться. Чуть ли не ежедневно. Хотя бы ради двух-трех слов и мимолетного поцелуя.

Однажды он полушутя предложил: «Давай расстанемся». Она ответила: «А зачем мне жизнь, если не будет тебя». И ни у одного не хватило сил предпринять что-то. Наконец все зашло в такой тупик, что требовался хоть какой-то, но выход, который принес бы всем облегчение. Последним, как всегда, об их связи узнал ее муж и пожаловался в его партийную организацию. Наивный человек, удержать любовь так же невозможно, как удержать уходящую жизнь. Можно лишь на какое-то время отсрочить ее уход. Сколько их обоих мучили — уговаривали, запугивали…

— Ну и что же в конце концов? — нетерпеливо спросил Кузьмин.

— Ничего. Они выстояли. Но ценой каких мук, унижений, оскорблений. Сколько угроз скрытых и явных пришлось выслушать, сколько плевков вынести! И все это делалось во имя якобы каких-то самых высоких принципов.

— Я прожил почти пятьдесят лет, — усмехаясь сказал Грачов, — и вот оглядываюсь, а позади одни обломки. Нагромождение обломков. Как после землетрясения. А внешне все, казалось бы, нормально. Когда-то я тоже уступил, но не нажиму родных или партийного бюро, а самому себе. Если так уж получилось, что я ошибся, женившись первый раз, думал я, то, очевидно, это судьба и ей надо покориться. И жить, как живут другие. Я был застигнут врасплох. Не ждал этого. Я полюбил. Серьезно, глубоко, искренне. Она тоже вдвое моложе. У меня семья. Она свободна. Что прикажете делать? Мой корабль уже основательно оброс ракушками. Изменить на полном ходу его курс было очень рискованно.

— Если бы у меня была такая ситуация, я бы не раздумывая женился на ней, — решительно сказал Кузьмин.

— Зачем? Чтобы через год умереть от инфаркта? Впрочем, сама она ничего и не требовала. Просто я понимал, что и сам не смогу любить по чужой или фальшивой лицензии.

— А по мне, тоже один год с любимой женщиной стоит всей остальной жизни, — сказал Степанов.

— Обстоятельства торопили меня, надо было принимать решение, — сказал Грачов. — Я порвал с ней, но кто бы знал, чего это стоило мне…

— А по мне, выдернуть бы с корнем, как сорняк, и делу конец, — сердито сказал Никитин.

— А как выдернуть свое собственное сердце?

— А так, взять и выдернуть.

— Так ведь оно живое!

— А что живое?! Разве не топчемся мы по живому каждый день — и не замечаем страха и ужаса в чужих глазах? Живое… Ну хорошо, что же дальше?

— А дальше? Что дальше?.. Однажды я ехал по проспекту Мира через Крестовский путепровод. Дорогу перебегала собака — низкорослая, коренастая, — очевидно, помесь таксы с дворнягой. Нашу сторону она перебежала благополучно, а по второй, встречной, стремительно приближалась «Волга» — собака заметила ее и рванула что есть силы вперед. Все решали какие-то доли секунды. Я видел, как шофер «Волги» — молодой мордатый парень в кепочке-блинчике, сдвинутой набок, с ухмылкой садиста выжимал из машины предельную скорость. Собака отчаянно неслась вперед, мне кажется, что я видел даже, как она в последнем усилии поджала задние ноги. И не успела уйти от неминуемого. Я был потрясен.