Стяжатели - [42]

Многие прохожие оглядывались, смотрели им вслед, потому что все знали самохваловскую дочку. А Ладе в этот момент было не до прохожих. Горечь расставания с родным городом, в котором теперь, после размолвки с Ольгой Сергеевной, ее никто не будет ждать, никому она здесь будет не нужна, разрывала душу. А более всего душила обида от поступка матери, настолько вероломного, что ее поведение не укладывалось в голове.

Когда они шли мимо городского собора, то Лада остановилась и неожиданно для себя троекратно перекрестилась и сказала Николаю, как пожаловалась:

— А ведь я мечтала обвенчаться с тобой в этом храме.

Увидев слезы на ее лице, Николай подхватил Ладу под руку:

— Пошли, пошли.

Лада покорилась, но через некоторое время спросила:

— Куда мы идем?

— На стоянку, за машиной! Нечего здесь расстраиваться!

Она более никак не отозвалась, и, пока шли к машине, не

обронила ни единого слова. Только когда уж уселась на переднее сиденье, то разревелась по–настоящему. Шишкин попытался ее успокоить, но без видимого успеха. Когда они выехали со стоянки и доехали до Заставы, Лада достала телефон и попросила остановиться, словно не могла говорить на ходу. Она звонила Ольге Сергеевне.

— Мамуль, мы сейчас уезжаем в Москву, но ты ничего плохого не думай о нас. Прости меня, я была не права. Мы с Николаем скоро будем расписываться, приезжай на нашу свадьбу… Почему одна?! Вдвоем! Мы вас будем ждать. А когда распишемся, то приедем в Княжск и обвенчаемся в нашем соборе.

Наверное, полчаса Лада разговаривала с Ольгой Сергеевной, и Николай радовался, что Лада пошла на поклон, и удивлялся женскому характеру. Мужики так не могут. Они тоже, конечно, идут на мировую, но им сперва надо какое–то время выносить в себе обиду, поднять ее до самой высокой высоты и только потом что–то предпринять конкретное, чтобы забыть обиду

Если бы они задержались у Заставы еще минут на десять, то могли бы видеть, как рядом с Верстовым столбом, где заканчивается Губернская улица, остановился забрызганный черный джип и настороженно замер. Но тот, кого, видимо, ожидали в машине, всё не шел и не шел, и, чтобы не терять времени, водитель вышел и начал протирать тонированные стекла. Человек, сидевший на переднем сиденье, закурил, и дым тоненькой полоской пополз из приоткрытого окна. Вскоре водитель вернулся за руль, но джип по–прежнему оставался на месте.

Почти никто в Княжске не знал, что в машине, помимо водителя, находился высокий губернский чиновник — Герман Львович Шастин, ехавший на встречу с избирателями. Именно они, избиратели, должны в скором времени решить, кому отдать свои голоса на внеочередных выборах нового главы района. Шастина рекомендовал на этот пост заместитель губернатора Кузьмичёв, рекомендовал неспроста, а после того, как Герман Львович грамотно провел камеральную проверку в Княжске, проявил себя знающим специалистом, которому можно доверить большой район. Никто, конечно, не знал, лишь мог догадываться, что Шастина давно готовили на этот пост, и вся эта предвыборная суета — пустая формальность, которую, тем не менее, нужно соблюсти, чтобы у избирателей не сложилось ложного и негативного мнения о предстоящих выборах. Надо всё сделать грамотно, по закону, чтобы потом никто не мог упрекнуть и опротестовать итоги выборов.

В какой–то момент, томясь ожиданием, Герман Львович посмотрел на часы. Потом снял с передней панели телефон и собрался позвонить, спросить у своего доверенного лица, что, мол, случилось, где мы находимся, дорогой Игорь Романович, но вернул телефон на место, увидев бежавшего к машине Севрюкова, и, когда тот открыл дверь, первым спросил:

— Что случилось?

— Жену в роддом отвез. Приспичило не вовремя!

— Это дело хорошее. Кого ждете?

— Мальчика.

— Прекрасно! О наследниках забывать не надо! Династия, однако, намечается! Присоединяйся! — кивнул Шастин на заднее сиденье.

— Добрый день, Герман Львович! — еще разок поздоровался Севрюков в машине и, протерев шарфом запотевшие очки, глубоко и шумно вздохнул, а Шастин подал руку для приветствия, попросил:

— Доложи обстановку!

— Всё штатно идет. Всем организациям довел объявление, пенсионеров собрал во Дворце культуры, организовал бесплатный обед, а сейчас их забавляет художественная самодеятельность.

— Всё обговорил?

— А как же. Вот список, так сказать, оппонентов, которые будут задавать вопросы по вашей предвыборной программе. Вопросы вам известны.

— От себя ничего не добавил? А то я знаю вас, доверенных лиц! Всегда что–нибудь этакое от себя ввернете, а после радуетесь в кулачок, хихикаете, шельмы!

— Нет, нет, Герман Львович, что вы! Действуем по согласованному плану!

Когда они проезжали мимо здания библиотеки, то, заметив, как двое рабочих суетятся у стены, Шастин спросил:

— Чего это они затеяли?!

— Памятную доску Федор устанавливает. Лаврик шахматный клуб организовал. Завтра состоится торжественное открытие. Из губернии обещали приехать!

— Оригинально! Пусть пока потешится наш Ефим Константинович. Что сам думаешь по этому поводу?

Замявшись и не зная, что сказать, Игорь развел руками.

— Да ладно уж, не стесняйся. — усмехнулся Герман Львович и, о чем–то подумав, усмехнулся повторно: — Я слышал, в Княжске много поклонников бильярда. Кстати говоря, я тоже не прочь иногда партийку–другую замутить! А что — прекрасно снимает стресс! Как относишься к этому?!