В зоологическом саду Вашингтона месье Гарнер установил фонографы, чтобы записывать слова этого языка. Он также заметил, что обезьяны никогда не говорят без необходимости, чем они существенно отличаются от людей. И он так сформулировал свои научные выводы:
"Знания о мире животных, добытые мною, привели меня к твердому убеждению, что все млекопитающие обладают способностью говорить в той степени, которая определяется их опытом и потребностями".
Еще до экспериментов месье Гарнера было известно, что у млекопитающих — собак, обезьян и других есть гортанно-речевой аппарат, подобный человеческому, и голосовая щель, приспособленная для передачи артикулированных звуков. Но знали также и то, не в обиду школе симиологов[29] будет сказано! — что мысль предшествует слову. Чтобы говорить, надо думать, а мышление требует способности к обобщению, каковой животные начисто лишены.
Попугай говорит, но он не понимает ни слова из сказанного. Правда заключается в том, что животные не разговаривают лишь потому, что природа не наделила их достаточным для этого умом, иначе им ничего бы не помешало обрести речь. Действительно, обретение речи, как утверждает ученый критик, связано со способностью к суждениям и умозаключениям, которые базируются — хотя бы в скрытой, неявной форме — на абстрактных и универсальных понятиях. Но все эти здравые соображения профессор Гарнер решительно не желал принимать во внимание.
Само собой разумеется, что его теория весьма активно оспаривалась. И тогда он принял решение вступить в личный контакт с объектами своего изучения, которые встречались в изобилии в лесах тропической Африки. Профессор Гарнер рассчитывал понаблюдать горилл и шимпанзе в их естественной обстановке, а затем вернуться в Америку и опубликовать вместе с грамматикой словарь обезьяньего языка. Вот тогда пусть попробуют возражать ему противники будут вынуждены признать очевидное.
Сдержал ли месье Гарнер обещание, которое он дал самому себе и научному миру?.. Неизвестно, но, вне всякого сомнения, доктор Йогаузен в это не верил, в чем мы и сможем в скором времени убедиться.
В 1892 году месье Гарнер уехал из Америки в Конго, прибыл в Либревиль двенадцатого октября и избрал своим местом проживания факторию Джон Хотленд и K°. Там профессор находился до февраля 1894 года, когда отважился наконец на исследовательскую экспедицию. Поднявшись по реке Огове на маленьком пароходике, он высадился в Ламбарене и двадцать второго апреля достиг католической миссии Фернан-Ваз.
Святые отцы сердечно приняли его в своем доме на берегу очаровательного озера Фернан-Ваз. Доктору оставалось только довериться заботам персонала миссии, который все делал для облегчения рискованной затеи зоолога.
Сразу за домом теснились первые деревья большого леса, где обитало множество обезьян. Лучшего нельзя было и пожелать для знакомства с ними. Но этого мало, следовало находиться среди них, делить с обезьянами их жизнь. С этой целью месье Гарнер заказал переносную железную клетку. Позже ее отвезли в лес. Если ему верить, то он прожил в этой клетке три месяца, большей частью в одиночестве, и смог таким образом изучить поведение и нравы четвероруких в их естественном состоянии.
В действительности же осторожный американец установил свой металлический домик в двадцати минутах ходьбы от миссии святых отцов, возле родника. Это место он назвал Форт-Горилла, к нему вела тенистая тропа. Провел он там три ночи подряд. Изъеденный тучами комаров, американец не смог больше продержаться, демонтировал клетку и возвратился к миссионерам из Сен-Эспри под их кров, каковой и предоставили ему с бескорыстным гостеприимством.
Наконец, простившись навсегда с колонией миссионеров восемнадцатого июля, он вернулся в Англию, а оттуда в Америку, увозя в качестве сувениров из своего путешествия двух маленьких шимпанзе, упорно не желавших беседовать с ним.
Вот таких результатов добился месье Гарнер. В общем и целом говор обезьян, если таковой и имелся, надлежало еще открыть, как и свойственные им формы общения, играющие роль в формировании их языка.
Вполне естественно, что профессор утверждал, будто он определил различные вокальные знаки, имеющие точный смысл: «вау» — пища, «шени» — пить, «йек» берегись и тому подобный «словарь», выстроенный месье Гарнером с большим тщанием. Позже он несколько видоизменил свои выводы, продолжив научные изыскания в зоологическом саду Вашингтона, где, как уже говорилось, профессор использовал фонографы. Он утверждал, что с помощью этой техники ему удалось установить "родовые слова" обезьян, относящиеся, например, ко всему, что съедобно, ко всему, что пьют, одно — для использования руки, другое — для вычисления времени. Короче говоря, по его теории обезьяний язык слагался из восьми или девяти главных звуков, имевших тридцать или тридцать пять модификаций, у которых он даже определял музыкальный тон, почти всегда ля диез. В заключение, по его мнению и в согласии с учением Дарвина о единстве вида и передаче по наследству физических свойств, а не дефектов, можно было сделать вывод:
"Если человеческие расы берут начало от одного обезьяньего корня, то почему же человеческие языки не должны происходить от примитивного языка этих человекоподобных?"
