Стулик - [108]
На засиженном окне зелёная астральная муха, беснуясь в поисках выхода, зудела по глади стекла. Всё билась и билась… Выбивалась из сил. А рядом, в пяти сантиметрах, врывалось в открытую форточку огромное фиолетовое небо. С сияющим Сириусом.
Сириусу всё было запредельно ясно.
– Ну так веди меня, Вергилий! – сказал я уверенно.
25
Гордый профиль Клеопатры с вычерченным глазом и мулатистыми губами тут же выплыл из тумана. Знакомый прогиб, те же черты и жесты, только глаза совсем другие, лисьи (кстати: в них вся Вселенная была когда-то), да волосы нарощенные – вместо каре. Ёкнуло что?.. – Пожалуй. Печаль вдруг несусветная, за себя стыдно да прошлого жалко. Начала жалко, начала – белого, восторженного пространства… Повиснув на небольшом еврейчике, Фиса посасывает из соломинки у бамбуковой барной стойки. (Ну и видение!)
Ах да. «Зима» же вовсю кругом, кутерьма, долбёжка, дым коромыслом из пушек… Жарко: Новый год!
…пойти, почесать за ушком?
И надо же умудриться, из таких полётов запредельных да снова в «Зиму» приземлиться, – подумываю, к Фисе продираючись. Нет, точно мы застряли – где-то в нижних слоях. Заколдованное место. Всё оно, в итоге, во сне, но и вместе с тем – реальнее реальности. На Фисе красный стеклярусный ошейник, подарок мой… И у еврейчика подбородок второй совсем не фигуральный, окладистая трёхдневная щетина… Даже на мне эта майка кожаная – будто специально в клуб. Но что-то во всём ощущении – не то. Астральное.
А сердце, сердце заходится наяву.
Ну – здравствуй, Фиса?!
Опустим, опустим округление глаз, гримасы узнавания, дежурные первые реплики… Нечто моментальное – глубинное, истинное – пробилось всё же сквозь лакированный взгляд. «Как ты?» – без всяких понтов спросили её бездонные зрачки. Единственная доподлинная фраза. Из загробья. Пока пробивались мы к выходу «подышать», я мучительно думал над ней. Так она меня тронула.
– Ну что, Роман, – развернувшись, взяла меня Фиса в оборот на воздухе. – Ты, конечно, молодец. Я бы х… когда подошла. Почему? А, на х… Ну что, б… Видал, какие у меня котлики, какие брюлики?.. Машина, кстати… – (по мобильному) – слышь, Серёж, подрули, а?.. Тут один м…к хочет посмотреть, как я живу… Не на-адо? Ладно – не надо! Ну что, что?! Вот та-а-ак! – (Смягчаясь, затягиваясь.) – А мой… конечно, любовь у нас, морковь, но… жена, дети. Вот так всё в этом мире… Тридцатку в месяц мне даёт, ты понял? Нет, ты понял?! И ещё пятнашка у меня с салона красоты – он же мне салон взял… – (Смягчаясь, затягиваясь.) – А мужики за…а-а-али – проходу не дадут. Девушка да девушка. А мне… на х… никто не нужен. Олигархи-хуегархи. Что я, проститутка?! – (Ещё смягчаясь.) – А ты всё качаешься. Всё жрёшь эту свою… как её. Я тут была с… ну, не важно. Главное – не это. Главное – душа. Конечно, хочется ребёнка. Двадцать пять уж на носу. – (Затягиваясь, ещё смягчаясь.) – Ну, хули смотришь. Думаешь, я другая стала?.. Не-е-ет, Ромочка. Я внутри всё такая же. – (Кроткий взгляд.) – Главное – что у человека внутри, а это всё… – (показывая руку с часами) – блеф…
…а передо мною стоял тот 18-летний ангел со свадебной фотографии, смотрел на меня задушевно глазёнками и всё крылышками шевелил: как же это, Рома, как же так?.. И улыбался я с достоинством сквозь него, напрягая немножко губы, чтобы комок свой из горла не выпустить, ибо совсем-совсем не знал я, что ответить ему. Можно было, конечно, и у Фисы прощения попросить, но удерживало меня что-то. Боялся адресом ошибиться, наверно, или проснуться резко – от несоответствия.
– …ладно, хули долго п…еть, – затушила Фиса сигарету точёной ножкой на красной шпильке. – Пошли уже внутрь, друзья ждут. Слушай, а давай… посидим как-нибудь – я угощаю? А то здесь ни поговорить, ни… Телефоны свои оставишь?..
Конечно, кивнул я. У меня всё те же. (Что за странность. Зачем это ей со мною встречаться.)
– Не-ет уж!.. На тебе мой, – протянула мне бумажку гордо: – Я мужчинам первая не звоню!
…теперь ясен манёвр тебе, Рома?.. Чего ты, не размышляй особо долго над смыслом – всё равно звонить не будешь. Смотри лучше: с кем это уже целуется Фиса щёчкой? Кого это взглядом многозначительным одаривает мимоходом, про тебя и вовсе якобы позабыв… Да это же – Сту-у-улик!.. Ей-богу!! Знакомый прогиб, только глаза совсем другие – лисьи, да волосы золотые распущены – вместо хвоста. Да штукатуркой ещё всё личико затонировано. Ну куколка. (Мраморная.) Ёкнуло что?.. – Пожалуй. Тоска вдруг несусветная, за девочку обида: так обжечься той самой розой моей испанскою – любовью, значит… что вроде смотрит на меня почти – и не узнает никак!
(А рядом всё еврейчик вертится.)
Подойти, усмиряя сердце, да обнять скорей обеих – здоровое чувство юмора проявить:
– Вот тут-то они все и встретились!
Отдёрнула плечо Фиса. Глазищами сверкнув, прочь пошла – с полным отрицанием прошлого, значит.
А Светик чуть губки выпятила, на глазки выражение своё тяжёлое надела да лицо ко мне ровно на три четверти развернула. (В какой-то образ вошла.)
– Это же я – Р-р-р-раман!! – кричу ей на ухо радостно…
Кивает, в строгой вуальке отрешённости.
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.