Стук - [24]

Анна улеглась теперь по-другому и сыграла начало сцены еще раз, более драматически, чем в первый раз, повторила колокольные звоны и жужжание пчел и вдруг, вместо того чтобы запеть песню, разразилась рыданиями и закрыла лицо обеими руками.

Ливия язвительно произнесла:

– Бедный ребенок, как ты бледна под блеском своих сияющих камней.

– Подожди, – сказала Мириам, – дай ей сначала спеть песню. Еще, Анна, мне кажется это слишком, и ты слишком рано поднялась. Но колокола и пчелы получились очень хорошо, да и вообще все начало.

Но Анна продолжала сидеть на двух скамьях, изображающих каталку, и не переставала плакать.

Ливия села рядом с ней и положила ей руку на плечо, Мириам подошла к ней, погладила ее по голове и сказала: «Анна, что это вдруг с тобой?»

Анна покачала головой:

– Эта песня… – заикаясь, произнесла она, – песня, эта мелодия… она меня довела… мне очень жаль.

Все стояли вокруг нее, Мириам протянула ей бумажную салфетку.

Анна вытерла глаза и всхлипнула:

– «Знаешь, сколько звезд на небе» – это была единственная песня, которую, мне пела моя мать, и я была так счастлива тогда. Я не думала, что это так глубоко запало в меня.

– Ты можешь ее петь, как ты хочешь, Анна, как тогда, или ты можешь ее просто проговорить, – сказала Мириам, – может быть, мы сделаем сейчас перерыв?

– С удовольствием, – улыбнулась Анна.

Репетиция вскоре закончилась удачно, Томас пришел за Анной, она повисла на нем, и они отправились в сторону Нидердорфа, где собирались вместе пообедать.

– Как тебе понравилась роль принцессы? – спросил Томас.

Мириам рассказала ему о своем фиаско и выразила сомнение в том, стоит ли ей действительно становиться актрисой. Играть сумасшедшую, действительно играть, эта мысль пугала ее, она могла играть эту роль только потому, что вполне представляла себе, что это такое быть сумасшедшей.

– И тогда тебе придется сделать шаг назад, – сказал Томас.

– Действительно придется, но когда я играю, я кажусь себе сама каким-то домом, в котором распахнуты все двери и окна.

– Можно, я их опять захлопну?

– Ты это почти сделал. Но одно ты должен оставить открытым.

– Для чего?

– Для тебя.

Томас застыл посреди пешеходной дорожки и поцеловал Анну.

15

Через пару дней Мануэль около шести часов вечера сидел один в приемной своего коллеги, специалиста по тиннитусу Антона Манхарта, и дивился нелепости этого помещения. Он не имел ничего против литографий Фрица Хуга, художника-анималиста, но три подряд показались ему излишеством. Аисты, олени и неясыти, как бы прекрасно они ни были изображены, казались здесь абсолютно неуместными. Вероятно, висели они здесь с самого открытия этой практики уже лет двадцать пять или тридцать. Кресла, обтянутые каким-то зеленым кожзаменителем, выглядели слишком жирными, и белый фон стен позади кресел на уровне головы был слегка затемнен. Мануэля удивило, что журнал «Небельшпальтер» еще существовал, он лежал здесь в приемной рядом с ежедневной городской газетой Цюриха и «Децибелом», газетой страдающих расстройствами слуха, – он полагал, что этот журнал, который считался сатирическим, давно уже загнулся. С тех пор как Мануэль перенес свою практику на Цюрихскую гору, у него на полках лежали такие издания, как «Красиво жить», «Аниман» или «Свисбоат».

Если бы он не был знаком с Антоном Манхартом, мог бы он довериться такому врачу? Мануэль решил завтра же утром оглядеться вокруг глазами пациента своей собственной приемной. Возможно, многие недооценивают важность первого впечатления.

И то, что каждый выходящий из кабинета врача проходит мимо открытой комнаты ожидания и видит того, кто там сидит, Мануэль нашел неудобным, ибо как раз открылась дверь и он услышал голос своего коллеги: «До свидания, господин Симонетт». И действительно, при выходе этот банковский служащий, держащий в руках брошюру «Помощь при тиннитусе», бросил на Мануэля взгляд, поздоровался с ним с неприкрытым удивлением и тут же спросил:

– У вас тоже железная дорога в ушах?

– Не совсем, – сказал Мануэль с улыбкой и сразу же пожалел, что именно так ответил.

Яснее, подумал он, нельзя было признаться в том, что он присутствует здесь тоже в качестве пациента.

– Здравствуй, Мануэль.

– Привет, Тони.

Коллега Манхарт приветствовал его на удивление вялым рукопожатием и попросил пройти в свою ординаторскую.

– Ты его, безусловно, не разочаровал, – сказал Мануэль, кивнув головой в сторону двери, – он снова способен на шутки.

– Мы будем наблюдать за течением болезни, – сообщил Манхарт, – я со временем сообщу тебе об этом. И что же случилось с тобой?

Мантон Манхарт был немного старше Мануэля: уже приближался к пенсионному возрасту, – у него были седые вьющиеся волосы и на лбу глубокая морщина.

– Да, что со мной? Об этом я и хотел поговорить с тобой, – вздохнул Мануэль. – Мне кажется, что я подхватил тиннитус.

Затем он изложил ему свои симптомы и показал аудиограмму, которую сделала для него заботливая фрау Вайбель, и его дотошный коллега поставил ему ряд вопросов, точно такие же и Мануэль задавал своим пациентам: с каких пор начались неполадки со слухом? это бывает постоянно или время от времени, только ночью или и днем тоже? в каких ситуациях?