Струве: правый либерал, 1905-1944. Том 2 - [49]

. Для него то был один из центральных конфликтов в истории человеческой мысли, исход которого имел самые серьезные последствия, в том числе и для экономической теории. В одной из своих последних работ Струве на примере христианского учения раскрыл сложную диалектику «универсалистских» и «сингуляристских» тенденций; в другом месте он сделал то же самое в отношении понятия «обычай»[22]. В теоретических работах по экономике он неизменно подчеркивал фундаментальную важность задачи по раскрытию и, если нужно, разоблачению скрытых «универсалистских» предпосылок. В 1923 году, уже завершив работу над «Хозяйством и ценой», он следующим образом обобщил собственные достижения: «Я пытался — считаю это самым важным в своей работе как теоретика-экономиста — поставить политическую экономию на “плюралистическую” основу, заменив монизм ценности плюрализмом цен и вернув таким образом… экономическую науку к известному реальному “социологическому атомизму” или “сингуляризму”»[23].

Струве прекрасно понимал, что номинализм, последовательно применяемый в экономике (или в других социальных науках), воспрепятствует любому обобщению и сведет задачу ученого к простому описанию. Такая перспектива его не устраивала, поскольку польза теории не вызывала сомнений, а радикальная антитеоретическая установка немецкой исторической школы не пользовалась у него поддержкой. Решение, сформулированное Струве под влиянием французского математика Поля Панлэвэ, заключалось в том, чтобы превратить статистику в «мостик», соединяющий частное с общим. В своем предисловии к французскому изданию «Теории политической экономии» Джевонса этот ученый заявлял, что обычная математика не способна к осмыслению явлений, в которых задействована непредсказуемая человеческая воля: единственной отраслью математики, хоть как-то применимой в экономике, является статистика[24]. Струве полностью разделял подобные воззрения. Он был убежден, что экономика постепенно движется к «статистификации» и что это неплохо. Цитируя А.А. Чупрова, он писал: «Статистика, устанавливая закономерность массовых явлений, утверждает в то же время, что эта “закономерность… ни в коей мере не свидетельствует ни в пользу, ни против детерминированности тех единичных процессов, которые слагаются в массовые итоги: она равно мирится и с тем, и с другим допущением”»[25].

Упомянутый выше термин «внутренний дуализм» обозначает позицию, согласно которой лишь некоторые сферы социальной жизни можно рационализировать, в то время как другие рационализации не поддаются; иными словами, существует вполне четкая (хотя и подвижная) граница, за которой социоэкономические процессы не регулируются. По-видимому, впервые Струве пришел к такому выводу, размышляя о процессе формирования цен, в ходе которого последние являют себя то в виде «фактов», то в виде «норм». Как факты они выступали продуктом человеческого своеволия, отражающего субъективно формулируемые запросы, и менялись с изменением ситуации на рынке; нормы же означали, что цена, будучи установленной, способна оказывать влияние на поведение будущих покупателей и продавцов. Так или иначе, впервые идея «основного дуализма» посетила Струве осенью 1910 года, когда он занимался исследованием взаимоотношений между свободными и регулируемыми ценами[26].

Различие, проводимое Струве между двумя областями, не было чуждо экономической теории XIX столетия. Оно отразилось, к примеру, в практикуемом Родбертусом противопоставлении «логических» и «исторических» экономических явлений, а также обозначенном Джоном Стюартом Миллем в предисловии к «Принципам политической экономии» разграничении экономических явлений, зависящих, с одной стороны, от физических или естественных сил, а с другой — от социальных институтов и отношений. Указанная дихотомия проистекала из того, что взаимоотношения человека с его социальным и природным окружением (или, как говорил Струве, «зависимость человека от природы» и «отношения между людьми»[27]) фундаментально различны. Струве воспринял и углубил эту дихотомию, придав ей более важное теоретическое значение, нежели его предшественники.

Согласно Струве, отношения человека с природой можно полностью упорядочить; разумеется, речь идет о рационализации не природы как таковой — возможности человека здесь ограничены, но контактов людей с их природным окружением. В той мере, в какой человек знает, чего хочет и представляет, как добиться желаемого, он способен к планированию собственных действий с целью обеспечения «рациональных» результатов, то есть получения максимальной отдачи от вложенного труда и прочих затрат. Но взаимоотношения между самими экономически ориентированными индивидами, каждый из которых действует, исходя из собственных частных надобностей, не могут быть рационализированы полностью, ибо здесь сталкивается множество человеческих воль. Струве (вероятно, под влиянием Макса Вебера) признавал, что сфера общественной жизни, подверженная рационализации, постепенно расширяется: «Человечество несомненно движется по пути все большей и большей рационализации [общественно-экономического процесса]. В этом смысле можно было бы сказать, что человечество идет к социализму, если бы социализм в сколько-нибудь специализированном смысле не означал лишь одного метода этой рационализации, метода ее принудительно-коллективного осуществления, и даже для этого метода не являлся лишь весьма грубой и слишком общей формулой»