Струны любви - [2]

Но такое желание возникало у нее, возможно, потому, что сама она все последние месяцы совершенно за собой не следила и даже с трудом заставляла себя взять в руки расческу. Более того, теперь ее начинали раздражать все красивые, счастливые и радостные люди. Что ж, а она, наверное, раздражала всех вокруг своим унылым видом…

Тут Кэт подняла голову и, увидев ее, улыбнулась. Лейси послала ей воздушный поцелуй. Тогда девушка приставила ладонь к уху в виде телефона и одними губами произнесла: «Позвони мне». Лейси едва сдержала стон, кивнула и поспешила к Даррину, с видом мученика ждавшему ее у порога офиса. Когда они вошли, босс тотчас захлопнул дверь, что сразу же насторожило Лейси. Когда они последний раз беседовали в его кабинете за закрытой дверью, Даррин сказал, что дела в студии идут неважно и ему придется урезать ее часы.

Но сейчас‑то урезать было нечего! И если босс опять заговорит о проблемах, то это будет означать лишь одно: ее хотели уволить. «Боже, только не это! — мысленно взмолилась Лейси. — Я умру, если потеряю работу в студии».

Хотя нет, конечно же, она не умрет. Но было совершенно очевидно, что в случае увольнения ее ждут серьезные трудности. Последние несколько месяцев Лейси зарабатывала на жизнь тем, что выступала в разных местах, а также играла на студии звукозаписи. Но сейчас концертов было очень мало, и без подработки в студии ей придется нелегко.

«Нет, не думай об этом» — приказала себе Лейси. Следовало дождаться, когда Даррин скажет то, что хотел сказать. Крепко ухватившись за спинку стула, который Даррин «позаимствовал» в соседнем баре, она нарочито спокойным голосом проговорила:

— Что‑то случилось?

Развалившись в старом потертом кресле на колесиках с обивкой из кожзама, Даррин водрузил ноги на офисную тумбочку и заявил:

— Я только что говорил по телефону с певицей из «Битчи Этер»[1]. Знаешь, такую девчоночью группу из Гарварда?

Лейси уставилась на босса в изумлении. С чего он вдруг про них заговорил?

— Да, я их помню. Они ведь у нас записывались. Изучают в университете феминизм и проводят гендерные исследования. А играют так себе… Но высокомерия хоть отбавляй. Считают, что доказывают всему миру — женщинам тоже есть место в рок‑музыке. Но мне не хотелось бы с ними работать.

— В том‑то и дело!.. — оживился Даррин. Он чуть ли не подпрыгивал на кресле от возбуждения, и это выглядело довольно забавно, если учесть, что подобные телодвижения совершенно не вязались с его брутальным обликом. Он весь был покрыт татуировками, прическу его украшал начес в стиле «рокабилли», а заклепки на воротнике и поясе испугали бы даже самого свирепого питбуля.

— Так в чем же все‑таки дело? — спросила Лейси. — Они что, наконец‑то научились играть? Или написали песню, которая не скопирована с «Манифеста ОПУМ»? — Лейси усмехнулась. Об этом шедевре феминистической литературы она слышала от своей соседки Джейлин, любившей «Битчи Этер» (наверное, она была единственной их поклонницей).

— Дело не в этом, дорогуша. Похоже, сучий эфир — это стиль жизни, а не только название. Группа распалась, и мне пришлось минут двадцать слушать, почему это случилось. Что приводит нас к главному…

Проклятье, она так и знала! Теперь Даррин скажет, что раз желающих записываться почти нет, то и ей в студии больше нечего делать. Что ж, во всяком случае, босс пытался смягчить удар и говорил с ней почти ласково. Он был единственным, кто говорил подчиненным «дорогуша» без капли издевки.

Что ж, если Даррин решил вести себя по‑рыцарски, то и она в долгу не останется. Следовало взять себя в руки и отложить слезы до дома. Раньше Лейси так и делала: прятала лицо в подушку Ланса и плакала.

— Продолжайте, дорогой босс. Я справлюсь. Говорите, в чем дело. — Она отлично научилась изображать спокойствие. У нее даже не дрогнул голос.

— Дело в том, что у нас появилось свободное время для записи. И я считаю, что сначала его надо предложить тебе, а уж потом — нашим клиентам.

Вот это да! Лейси в растерянности заморгала, чувствуя, что от шока не может сказать ни слова. Такого она совсем не ожидала. А может, ей просто послышалось?

Собравшись с духом, Лейси спросила:

— Ты предлагаешь студийное время… мне?

Босс улыбнулся и проговорил:

— Я знаю, что ты хочешь записать свой новый альбом, и я могу дать тебе часы через десять недель, а не после Нового года, как хотел раньше. Ну, а теперь расскажи, как сильно ты меня любишь. — Теперь Даррин и впрямь начал подпрыгивать в кресле. Это было так мило, что Лейси не сразу нашлась с ответом. Даррин проявил себя как настоящий друг!

Изобразив радостную улыбку, Лейси воскликнула:

— О, я обожаю тебя! Огромное спасибо! — Она благодарила босса вполне искренне, хотя к горлу ее в этот момент подкатила тошнота. С трудом подавив ее, Лейси украдкой прижала ладонь к животу.

А босс кивнул и с улыбкой ответил:

— Не за что, дорогуша. Жду не дождусь, когда, наконец, услышу твои новые песни. Год у тебя выдался дерьмовый, но я знаю, что музыка будет отличная. Я тобой очень горжусь. А теперь… Вон отсюда! — Даррин махнул рукой в сторону двери. — Хватит тебе сидеть в студии и бренчать на гитаре. Лучше выпей чего‑нибудь в баре. Ведь впереди — выходные. И передай привет сестре! — Последние слова он громко прокричал, так как Лейси уже выбежала из его офиса.