Строки, обагренные кровью - [88]

«Ее перевязки — верх искусства, — писала центральная газета «Красный флот» 17 октября 1942 г. — Она делает их так, что бойцы даже с самыми болезненными ранами не чувствуют прикосновения ее ласковых ловких рук».

Количество спасенных перешло уже за сотню, да она и не вела им счет. Трижды была ранена сама, но каждый раз, не долечившись, возвращалась в строй. Она знала: ее ждут бойцы, с которыми она сроднилась за время боев.

Однажды в тылу врага в лощине остался раненый политрук.

— Прошу разрешения доставить раненого, — обратилась она к командиру.

— А ты знаешь, где он находится?

Последнее письмо Жени Дерюгиной.

— Знаю. Это в двух с лишним километрах от немецкой линии.

Командир в раздумье смотрел на небольшую хрупкую фигурку девушки.

— Товарищ командир, да что мне впервые, что ли?

— Хорошо! Через передний край тебя проведут разведчики…

Мужества и находчивости ей было не занимать.

Однажды вместе с краснофлотцем Дерюгину послали к командиру части. Они пошли по указанному направлению, но в сумерках заблудились. Наконец, увидели домик и группу людей возле него. Решив, что это и есть командный пункт, направились к домику. Немцы, стоявшие у домика, с удивлением глядели на спокойно приближавшихся краснофлотца и медсестру.

Когда Женя и ее спутник заметили ошибку, было уже поздно. Как поступить? Повернуть обратно — получить пулю в спину. Запечь — уж очень неравные силы… Решение пришло само собой. Они продолжали идти, не замедляя и не ускоряя шаг. Когда до гитлеровцев осталось несколько метров, разом вскинули автоматы и ударили длинными очередями. Шесть фашистов остались лежать на месте, трое уцелевших бросились наутек.

Мужество и отвага Евгении Дерюгиной, проявленные в боях под Севастополем, отмечены орденом Красной Звезды.

Город покидала Женя в числе последних. Потом — Херсонес. Бросилась в море и поплыла. Решила: лучше погибнуть в море, чем попасть в руки врага. Когда подобрал катер, она была почти без сознания…

И снова дороги войны. Авиационный полк на Кавказе, потом вновь морская пехота. Вместе с 83-й бригадой морской пехоты в числе первых высадилась в Крыму.

Шла победоносная весна сорок четвертого, весна освобождения родной крымской земли. 13 апреля наши войска вошли в Симферополь. К родному дому Женя не шла — бежала, гонимая тревогой. Распахнула двери:

— Мама!.. Здравствуй, родная моя!..

Вытерла слезы.

— Я только на часок, родная. Нам вот с ребятами помыться бы.

И весело скомандовала:

— Заходи, ребята!..

Минуты встречи. Как вы коротки! Словно и не была дома. И снова в путь.

— Мамочка, теперь уже недолго… Возьмем Севастополь — и приеду. Обязательно приеду…

— Береги себя, доченька…

«Береги себя». Какие же вы наивные, мамы. Разве в бою будешь прятаться от пуль, отсиживаться в укрытии, когда другие идут навстречу свинцовому ливню!

«Вот пролетела пуля. Сволочь, фашистский снайпер не дает писать…» Это во время затишья. А ведь через несколько часов, а может быть и минут — в наступление.

Отправить письмо она не успела — начался решительный штурм «каменного фронта», как называли гитлеровцы свои мощные глубокоэшелонированные укрепления под Севастополем.

Батальон Жени Дерюгиной шел на главном направлении удара. От Балаклавы до Сапун-горы гремело, не смолкая ни на минуту, яростное сражение. За последние три дня она вынесла с поля боя восемьдесят раненых. Но особенно жарко было в этот весенний день, 7 мая.

Пробиты первые линии укреплений. Казалось, еще усилие, и путь на Севастополь для наших войск будет открыт. Но враг защищался яростно. Число раненых росло. Женя валилась с ног от усталости, но, переползая от одного раненого к другому, продолжала делать перевязки. Вот она склонилась над очередным раненым и тут же упала рядом с ним. Погибла у самого Севастополя — города, который так любила, за который отдала свою жизнь.

Я часто бываю в диораме штурма Сапун-горы. И каждый раз не могу спокойно оторвать взгляд от девушки, изображенной в центре прекрасного полотна, в самой гуще боя, склонившейся над раненым бойцом. И не только потому, что вижу знакомое лицо. В ней — олицетворение замечательных черт советских женщин-патриоток, перенесших вместе с нами все тяготы войны.

П. ГАРМАШ.

СИБИРЯЧКА ВАЛЯ БАРХАТОВА

Здравствуй, мама!

Пишу в танке, над головой пролетают снаряды, это артиллерия наша дает немцам «жизни». В воздухе полно авиации: штурмовики проносятся над землей, стройно идут «бостоны», вьются «ястребки». Началась «работа». Немцев уже выкурили из траншей, привели здоровенного немца, саперы поймали, минировал. Пронесся и рухнул «мессершмитт», весь объятый огнем, а летчик на парашюте приземлился в нашем расположении. Правда, он огрызается.

Но сила наша велика! Севастополь возьмем! Рана моя совсем подживает. Командир полка гонит в госпиталь, но я упросила его остаться, кажется, согласился, молчит.

Мама, прошу обо мне только не плачь, я уже воин настоящий. Это письмо придет к тебе, когда у нас все кончится.

Артек цел! Завтрашний день решит многое.

Целую крепко.

С приветом, твой воин самой справедливой в мире державы,

старший сержант

Валентина Бархатова.

Подступы к Севастополю. Сапун-гора.