Строки, имена, судьбы... - [53]

В заметке, напечатанной в "Вестнике работников искусств", мы читаем: "Несмотря на то, что концерты состоялись во второй половине июля, они имели все же огромный успех. Пресса откликнулась рядом хвалебных статей.

Концерты проходили в зале журнала "Комедия", так как театр на территории выставки отказался предоставить помещение. Только к концу пребывания артистов в Париже удалось получить одно утро в этом театре, после чего театральная администрация сама стала предлагать организовать ряд концертов. Публика часто устраивала овации при выходе их из концертного помещения на улицу".

Три главных события сезона — фестиваль Игоря Стравинского, клавесинные вечера Ванды Ландовской и выступления Амре Кашаубаева в составе советской этнографической группы — стали темой всех разговоров в музыкальных кругах, дали обильную "пищу" репортерам и рецензентам столичных газет.

Я часто думаю о том, что же помогло Амре в этой сложной обстановке справиться с волнением, преодолеть растерянность, может быть, даже чувство страха. Наверное, прежде всего его врожденный артистизм. Тот артистизм, который позволял ему и его современникам — Куляш Байсеи-товой и Курманбеку Джандарбекову творить на сцене чудеса, гипнотизировать зрительный зал.

…В красочном костюме, бережно неся в руке непривычный для сидящих в зале инструмент с тонким, непомерно длинным грифом, Амре выходит на мировую сцену.

Зрители, слышавшие лучших современных теноров, потрясены искусством певца из далекого Казахстана, очарованы звучанием его домбры. Амре не отпускают со сцены. К его ногам падают букеты цветов. Овации не смолкают. Париж покорен.

Это было нечто большее, чем концертные выступления в обычном понимании этого слова. Это было приобщение Европы к фольклорным сокровищам казахского народа, к культуре древней и самобытной, к тому искусству, которое Горький назовет богатым материалом для моцартов, бетховенов, Шопенов, Мусоргских и григов будущего.

Можно смело сказать, что благодаря выступлениям Амре Кашаубаева Казахстан стал для Европы двадцатых годов землей неисчерпаемых духовных богатств, родиной народных талантов.

Амре спел в Париже одиннадцать концертов. Они принесли ему беспримерный успех, мировую славу и вторую премию.

Через два года после парижского триумфа Амре Кашаубаев выступил с концертной программой на родине Гете во Франкфурте-на-Майне. И снова вчерашний пастух покорил своим искусством слушателей.

Вторая жизнь песни

Эту историю поведал мне один из старейших композиторов республики Латыф Абдулхаевич Хамиди.

Был погожий сентябрьский день — день золотого осеннего листопада. Мы встретились возле театра в "Ауэзовском" скверике и на минутку присели на лавочку рядом с мемориальным бюстом писателя.

— В том доме, что напротив нас, через дорогу, — начал свой рассказ Хамиди, — с 1938 года много лет жил Мухтар Омарханович Ауэзов. Это был человек могучего таланта, редкой эрудиции, разносторонних интересов, задушевный, простой, доброжелательный. Он любил музыку и сам был от природы очень музыкальным. Я часто, встречал у него Манарбека Ержанова и Жусупбека Елебекова. Наши прославленные певцы приходили к писателю, чтобы перенять у него манеру исполнения песен Абая.

Примечательно, что дед Ауэзова был близким другом Абая, а его рукописные стихи заменили будущему писателю в детстве первый букварь.

Отношение Ауэзова-драматурга к музыке было всегда глубоко профессиональным и творческим. В бытность свою заведующим литературной частью Казахского драматического театра, в 1933 году он стал инициатором создания первого театрального оркестра. В его составе было всего лишь десять человек, да и тех мы с трудом разыскали в Алма-Ате. Оркестр исполнял музыку, написанную по заказу Ауэзова композитором Дмитрием Дмитриевичем Мацуциным к спектаклю "Енлик — Кебек". С этим оркестром выступали Куляш и Канабек Байсеитовы, Амре Кашаубаев.

Я часто вспоминаю теперь уже далекие военные годы. На душе — тревожно, бытовые условия, казалось, совсем не располагали к продуктивному творчеству. Помню, партитуру "Абая" мы писали с Ахметом Куановичем Жубановым, склонившись над коптилкой и надев на себя все, что только можно было надеть.

У композитора Туликова (он жил тогда в Алма-Ате) в комнате стояли две буржуйки. Вы понимаете, какая немыслимая, сказочная роскошь — целых две! А у меня — ни одной, и я очень мерз. Одну печурку Туликов мне все-таки подарил. Я тоже поделился с ним по-братски — принес ему с полмешка мерзлой картошки. Мы оба были счастливы от этого дружеского обмена.

Но и в те сверхтрудные годы наша партия и правительство всегда помнили о людях искусства, старались согреть своей заботой, помочь чем только было возможно. В доме отдыха "Аксай" Жубанову и мне дали комнату, и мы, уединившись, как два Робинзона, полгода писали нашу первую оперу. Нашим частым гостем был автор либретто — Мухтар Омарханович Ауэзов. Он очень ревностно и внимательно следил за созданием новой оперы. Каждый его приход приносил нам радость. Дружеская беседа, доброе слово, остроумная шутка — все это заставляло нас забывать об усталости и с удвоенной энергией вновь настраивать себя на рабочий лад.