Строители - [88]

Из Крыма.

От Николая Николаевича Скиридова.

Прямо не знаю, как тебя благодарить, Виктор. Твое письмо и чертежи завез ко мне товарищ (фамилии своей не назвал). Сказал, что ты его «завербовал» в аэропорту.

Очень толковое у тебя предложение. Как это я не додумался?! Уже был на заводе, заказал металлическую опалубку. Читашвили не стал спорить с владельцем завода, вызвал Сашу и сказал:

— Понимаешь, Саша, замучает он меня, честное слово, замучает! Но раз Читашвили дал слово — все! Делай, Саша. Только не показывай мне — умру со стыда. Превратили завод в мастерскую…

Если бы это от меня зависело, я бы сейчас всех управляющих трестами на полгодика-годик поставил прорабами. Дал бы им план побольше, а рабочих в обрез. Вот тогда бы они поняли, что так называемые «волевые решения», которыми так грешат управляющие, копейки не стоят, а инженерный подход к делу может решающим образом повлиять на ход строительства.

И сейчас, если б я вернулся в трест, я бы выгнал Костромина, который всю свою жизнь был на побегушках. Выгнал бы с треском, чтобы другим неповадно было на должности главного инженера исполнять обязанности помощника при ком-нибудь…

Приходится признать, Виктор, что счет нашей встречи пока в твою пользу. Но совсем не из-за твоего «христианского» подхода к людям (Костромина нужно не перевоспитывать, а выгнать!). Просто ты доказал мне практически необходимость быть инженером.

Лидия Владимировна, как всегда, приехала не одна, с ней был Сперанский.

Конечно же я не был в постели. Мы сидели с Изобретателем в креслах, покуривали и молчали.

— Ну! — грозно воскликнула она.

Я очень испугался, как тогда Израилова. (Вот парочка была бы, Л.В. и Израилов, а, Виктор!)

— Я сейчас.

— Это что, вы меня все время обманывали?

— Что вы, Лидия Владимировна!

На тут вмешался Изобретатель.

— Доктор, — заметь, Виктор, он сразу определил, что она врач, — не браните Николая Николаевича, его на стройке даже Израилов похвалил.

— Что-что?! — она грозно сдвинула бровки. — Какая стройка, какой Израилов? И вообще, почему это вы, товарищ, сидите в палате больного и курите? Откуда вы?

Изобретатель понял, что дал промашку. Он тут же потушил папиросу и примирительно сказал:

— Я из Москвы… меня прислал Виктор Константинович.

— Вот, вот… без него нигде не обойдешься!

Она подошла к креслу, взяла мою руку, нащупала пульс.

— Так зачем же этот ваш Виктор прислал товарища? — строго спросила она меня, опустив руку. — И вообще, его разве еще не сняли с работы?

Она повернула голову к Изобретателю:

— Не сняли, товарищ?

— Степан Петрович Мурышкин, — представился Изобретатель. — За что его снимать, он способный инженер, настоящий…

— Да что вы? Вот никогда не думала!

Сперанский чуть вольнее сел в кресле и взял со стола папироску.

Лидия Владимировна строго посмотрела на него. Сперанский вздохнул, уложил папироску в коробку, закрыл ее и сверху поставил пепельницу.

— Может быть, может быть, Степан Петрович! — деланно покорно сказала Лидия Владимировна. — Только он совсем не воспитан. Это уж точно.

Она поднялась:

— Я рада, что лечение и режим дают свои результаты. У вас неплохой пульс, Николай Николаевич.

Тут я понял, Виктор, что должен оказать тебе услугу.

— Доктор, — слабым голосом сказал я, — не откажите в любезности отдать письмо Виктору Константиновичу.

— Ни за что!

— Я вас очень прошу. Это очень срочно, тут семейные дела.

Она заколебалась:

— Ну, давайте.

— До свидания, Степан Петрович, — приветливо сказала она. — До свидания, Николай Николаевич! — на этот раз строго.

Лидия Владимировна вышла.

Сперанский посидел еще две-три минуты и с неловкой улыбкой тоже попрощался.

Мы помолчали.

— Хороша! — вдруг сказал Изобретатель.

— М-да!

Он рассмеялся.

Ну, Виктор, желаю тебе успехов на всех фронтах.

Н.Н.

Глава десятая Один хороший день

Государственная комиссия приняла гостиницу «Кету» (она же «Аврора») с оценкой «отлично». После подписания акта директор («этот подонок заказчик», как его называл Беленький) пригласил присутствующих в концертный зал.

Беленький был очень недоволен:

— В концертный зал! Как будто ресторан не на ходу!

Но для «протокола» Беленький мило улыбнулся директору и, взяв под руку председателя госкомиссии, первым важно проследовал в зал.

Я попрощался.

— Я вас провожу, Виктор Константинович, — сказал прораб Ковалев.

Мы прошли по коридору мимо бывшей прорабской, и хотя тут уже сидела главный администратор, дотошная женщина, попортившая нам немало крови, у дверей, вытянув лапы, лежала знакомая рыжая собака.

Она подняла голову, когда мы проходили, но не пошла, как всегда, за нами.

— Ковалев, а что будет с собакой? — я остановился.

Он пожал плечами:

— Не знаю… Оставить ее тут — прогонят.

— Ковалев!

— Знаете что, Виктор Константинович, я возьму ее с собой на другой объект. Это строительная, собака. — Он вынул из кармана листок бумаги и, как в первый день нашего знакомства, записал: «а) Собака»…

— Не сюда, Ковалев! Это показные листки для начальства.

Он рассмеялся:

— А вы уже знаете?

— Знаю.

— Ну, хорошо. — И вытащил старый блокнотик.

И, словно поняв наш разговор, собака встала и медленно пошла за нами.

Институт помещался на окраине Москвы. Мне всегда почему-то казалось, что вешать учрежденческие черные вывески с золотыми надписями на окраинах — противоестественно. Вот и здесь, кроме кирпичного дома НИИ, все остальные здания были деревянные, хиленькие.