Строители - [87]

— Он говорит правду. — подтвердила Тоня.

— А ты, девушка, молчи. Читашвили тебя видит насквозь. Тихоня, тихоня, а всеми мужиками тут командуешь… Не верю. Пойду сам посмотрю… Саша, пошли!

Через несколько минут директор Читашвили примчался к нам.

— Кто это сделал? — грозно спросил он. — Кто?

— Степан Петрович Мурышкин. — Тоня подняла глаза на директора.

Директор несколько минут смотрел на нее.

— Ух, какие синие глаза у тебя, девушка! — Он еще что-то пробормотал, кажется, по-грузински. Я уже обрадовался за Тоню: вот второй человек обратил внимание на ее глаза. Может быть, так и женишок найдется. Но директор уже смотрел на Изобретателя.

— Молодец! — закричал он, протягивая Мурышкину руку. — Бери что хочешь. За такую вещь все бы отдал. Все твое! — кричал директор. — Завод твой! Только прикажи — все сделаю.

Так, Виктор, твой Изобретатель стал третьим совладельцем завода.

В это время из конторы прибежала работница и что-то шепнула Тоне.

— С…сюда едет ИзДраилов! — упавшим голосом сказала Тоня.

Вот с этого «места» я начал писать тебе письмо, Виктор.

Израилов оказался худощавым человеком лет сорока. У него было печальное лицо, как будто он страдал за грехи всего человечества. В руке он, по теперешнему обычаю, держал огромный черный портфель.

Он подошел к нам и прежде всего поздоровался с Тоней, которая от волнения совсем посинела.

— Здравствуйте, товарищ Тимошкова.

— Здравствуйте, товарищ ИзДраилов, — тихо ответила бедная Тонечка.

У Израилова, когда он услышал столь неблагозвучную интерпретацию своей фамилии, одна бровь поползла вверх, но замечания он не сделал.

Потом он печально оглядел нашу группу и протянул мне руку:

— Здравствуйте, товарищ Скиридов Николай Николаевич.

Мне вдруг по старинному обычаю захотелось вытянуться и бодро крикнуть: «Здравия желаю!», но я переборол себя:

— Здравствуйте, товарищ Израилов!

Он поздоровался с директором Читашвили, слесарем Соколовым, остался один Изобретатель. Израилов чуть заколебался, но потом тихо и печально сказал:

— Здравствуйте, товарищ Мурышкин.

Во всей нашей группе только Изобретатель остался спокойным, он приветливо ответил:

— Добрый день!

— Ну? — спросил Израилов. — Кто доложит?

Я и Тоня очень испугались, но нас выручил Изобретатель.

— Пошли, — предложил он.

У места бетонирования Израилов поставил свой тяжелый портфель, отдышался немного.

Струя бетона шла с таким напором, что опалубка дышала, как живая. Израилов повернулся и проследил весь путь бетона от бункера. Взгляд его просветлел.

— Это очень хорошо, Николай Николаевич, — сказал он. — Спасибо вам за арматурные каркасы, за бетонную установку…

Но я показал на директора Читашвили, на Тоню, на Изобретателя. Они в свою очередь показали на меня, заспорили. А в углу площадки, глядя на море, стоял профессор. Только один я знал, что он сделал главное, ибо все это «пиршество» бога Техники ничто по сравнению с возвращением к работе одного обыкновенного человека… Сказать ему об этом? Рассердится, конечно. Эх, была не была! Я подошел к нему и сказал. Произошло чудо, Виктор. Профессор не рассердился.

— Спасибо за добрые слова, — глухо ответил он, все так же глядя на море. — К концу дня будет шторм.

Он повернулся и пошел по дорожке.

У ворот Израилов, переложив портфель в левую руку, попрощался. Выражение его лица было снисходительно-печальное, будто только что он позволил себе отвлечься от высоких проблем, а теперь вот уезжает и снова будет там высоко, в своем управлении, а мы, обыкновенные смертные, остаемся тут на стройке…

— Николай Николаевич, — схватив меня за руку, отчаянно зашептала Тоня, — попросите у него плотников и доску-сороковку… Николай Николаевич!

Я набрался смелости:

— Товарищ Израилов, сейчас нас будет лимитировать опалубка. Нужно помочь плотниками и доской.

Израилов снова печально усмехнулся.

— Я надеюсь, — тихо сказал он, — что вы, Николай Николаевич, покажете нам теперь, как можно делать опалубку без дополнительных плотников и досок.

Заметь, Виктор, он сказал «нам», но это отнюдь не означало — всем присутствующим: безусловно, показать опалубку из воздуха, солнечных лучей или морской пены я должен был именно ему, Израилову.

С Тоней Израилов прощался последней.

— До свидания, товарищ Тимошкова.

Она приняла его руку, что-то хотела сказать, но не смогла и только крепко ее держала.

Израилов снова печально усмехнулся. Эта усмешка означала примерно следующее: «Ничего, ничего, товарищ Тимошкова, мне понятно ваше волнение. Уж таков мой удел, что люди относятся ко мне по-особому».

Машина тронулась, а мы все стояли и смотрели ей вслед.

Все эти крамольные мысли об Израилове уже потом пришли мне в голову, сейчас мы стояли навытяжку. Уверяю тебя, Виктор, что если б Израилов зашел ко мне в Москве, я все равно вытянулся бы перед ним.

Виктор, я вынужден прервать письмо. Сейчас у меня Лидия Владимировна. Я хочу дать тебе последний шанс, поэтому передаю письмо через нее. Она тебе позвонит, ну, а остальное уже за тобой.

Николай Николаевич.

P.S. Да, напиши, пожалуйста, мне: как же быть с опалубкой? Можно было бы сделать инвентарную, но у меня почти все колонны разные. Высылаю чертеж колонн.