Строители - [23]
— Не стоит. Раньше я вам перерасход, конечно, не оплатил бы. Но сейчас необходимо поглубже заглядывать в экономику. А потом, — он лукаво посмотрел на меня, — я ведь могу потерять клиента. Не так ли?
И хотя мы оба знали, что это шутка, что мы прочно «привязаны» друг к другу, я серьезно ответил:
— Нет, я остаюсь у вас.
— Спасибо. — Он наклонил седеющую голову. — Только вот что, вы ошиблись. Инженеры всегда плохо считают. Вы открыли не два закона, а три.
Я удивленно посмотрел на него. В это время в дверь робко протиснулся новый посетитель, он умоляюще прижимал к огромному животу соломенную шляпу.
Не обращая на него внимания, директор протянул мне руку.
— Больше ничего не скажу вам.
Когда кончается день, у главного инженера две дороги. Первая ведет домой, — в самом деле, почему бы ему не поехать домой? Он работает уже десять часов без перерыва, не обедал, измучен разными неприятностями.
Вторая дорога ведет в контору управления: нужно закончить день и подготовить завтрашний.
Недавно я читал книгу одного начальника крупного строительства. Он пишет о том, что не любил сидеть в конторе и часто уходил на объекты. Я знаю многих начальников, которые тоже целый день разъезжают по своим стройкам, расположенным в разных концах города.
Позвонишь ему в управление: «Где Миткин?» Секретарь отвечает: «На объектах». Позвонишь второй раз: «Простите, приехал уже Миткин?» Снова секретарь с гордостью отвечает: «Нет, товарищ Миткин на объектах».
Ищут товарища Миткина смежные организации, вышестоящие организации, снизу и сверху, а товарищ Миткин бегает.
Считается хорошим стилем не бывать в конторе. Про такого говорят: «Вот это производственник, все время на производстве, в контору даже не заходит».
Хороший производственник! А знают ли товарищи, которые так говорят, что значит не заглянуть вечером в контору, не поработать хотя бы час над организацией завтрашнего дня?
Вечером начальник производственного отдела и главный механик планируют выезды своих работников. Нужно посоветовать им, проверить их, спросить с них. К концу рабочего дня съезжаются и в трест работники — можно по телефону решить с ними ряд вопросов. Наконец, вечером в контору звонят прорабы — у них срочные дела. Утром машина уже закручена и решать можно только аварийные вопросы.
И вот бегает такой «хороший производственник» целый день по стройкам. На следующий день снова бегает. И невдомек ему, что работа не планируется, идет самотеком и он мало влияет на ход строительства. Нет, нужно в контору.
В дверях конторы управления я встречаю главного механика и Чернова. Они с кислыми улыбками объясняют, что вот ждали, ждали и решили уйти домой, что вот как хорошо — главный инженер все же приехал.
— Это хорошо, что вы ждали, — говорю я.
Мы садимся и подробно разбираем, что нужно сделать завтра. Потом они прощаются и уезжают.
Уже поздний вечер, троллейбус везет меня домой. Сейчас улицы, освещенные белым светом фонарей, пустынны и кажутся загадочными.
Нет ни людей, ни машин. Только манекены в витринах все так же любезно приглашают вас зайти.
Кончив вторую смену, куда-то исчез ветер; вдали, за грядами зданий, торопливо, словно опаздывая на работу, выскочила луна. Отдыхает город, отдыхают люди.
Наверное, сейчас вздыхает за алгеброй бригадир Сергей Корольков (трудно учиться в сорок, да еще заочно); вышел на прогулку с догом прораб Анатолий; надев очки в золотой оправе, читает военные мемуары Петр Федорович Луганкин; а снабженец Митрошин, назло всем врачам, с аппетитом уничтожает обильный ужин! Милый чудак Соков, наверное, уже спит. Отдыхает мой коллектив. Я еду домой.
Выключены светофоры, и троллейбус мчит без опаски. Одно за другим темнеют окна домов.
Мои мысли все еще на стройке… Прав, конечно, мой управляющий: если ввести в систему, организовать как следует все «мелочи», как это сделано у нас с зарплатой, можно многого добиться.
Но почему же это не делается?
Это трудно. Но может быть, это и есть он, третий закон, на который намекал директор банка. Умение преодолевать трудности, точнее — умение и желание.
Завтра я навещу Николая Николаевича в больнице. Я знаю, что он мне скажет.
«Ну что ж, Виктор, зарплату «дожали», это неплохо. А новая техника? Какой же главный инженер без нее!»
Я буду молчать. Тогда он по привычке погладит свои белые волосы и с деланным негодованием произнесет: «Сейчас хныкать и торговаться будешь?..»
Я улыбаюсь воображаемому разговору. Нет, торговаться не буду. Я знаю теперь три закона, которые помогут решить и этот вопрос…
Глава четвертая
Невидимка новая техника
Конечно, кончилось все так, как я предполагал, когда ехал к Николаю Николаевичу в больницу. Он принял бутылку виноградного сока и, хитро сощурившись, сказал:
— Дожил, а, Виктор!. Ни разу в жизни соки не пил… А инструкцию, как их потреблять, не привез?
Я смутился:
— Мне сказали, Николай Николаевич, что, кроме соков и фруктов, вам ничего нельзя.
— Сказали!.. Ну ладно, чего вскочил? Уже поздно.
Мы вышли в холл. Николай Николаевич усадил меня в кресло и заставил подробно рассказать о делах.
Мой доклад получился не очень гладким. Все время я боролся с халатом, выданным мне в раздевалке. Он был подозрительно серого цвета, а главное — очень мал. Я всеми силами старался втиснуться в него, но потом сдался и живописно накинул его на одно плечо.
Лауреат премии ВЦСПС и Союза писателей СССР Лев Лондон известен читателю по книгам «Как стать главным инженером», «Трудные этажи», «Дом над тополями». В новом остросюжетном романе «Снег в июле» затрагиваются нравственные и общественные проблемы. Роман — своеобразное лирико-сатирическое повествование. Свободно и непринужденно, с чувством юмора автор раскрывает богатый внутренний мир своих героев — наших современников. В книгу включены также рассказы из жизни строителей.
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».