Строители - [21]

— Иди, я говорю!

Несколько минут он тяжело дышал, вытирая платком лицо, потом глухо процедил:

— Вы тоже можете идти.

Вчера над моим столом появилась скромная табличка, закрепленная тремя кнопками и одним гвоздиком; сначала я не понял, для чего она, но сегодня утверждаю, что это одно из самых гениальных изобретений нашего века.

Слева в таблице перечислены все бригады нашего управления, звенья и рабочие, которые получают отдельные наряды. Справа… О, справа главное — правая половина разделена по вертикали на дни месяца, а через них, от бригад и рабочих, протянуты тонкие горизонтальные линии. Эти линии означают аккордные наряды. Теперь я знаю, до какого числа обеспечена бригада нарядами; мне не нужно специально ездить на стройку. Я просто снимаю трубку и говорю:

— Анатолий Александрович, здравствуйте…

— Здравствуйте, здравствуйте, — нетерпеливо перебивает меня прораб Анатолий. — Наряды всем выписаны…

— Да я не об этом! Все ли у вас есть?

— Все, все…

Тогда я, глядя на таблицу, говорю невинно:

— Ну что ж, хорошо, если все есть. А нарядик номер двадцать семь арматурщика Волкова вчера закончился.

— Да не может быть, — кричит в трубку Анатолий. — Подождите… — Несколько минут молчания; наверное, он роется в папке нарядов. Потом слышу его озадаченный голос: — Да, правильно, а откуда вы знаете?

Некоторое время прорабы удивлялись, пытались спорить, что-то доказывать, но, увидев таблицу, изобретенную Ниной, сдались, объявив безоговорочную капитуляцию. Так у нас в управлении был введен второй закон (уже давно открытый): проверка исполнения, возведенная в систему.

Как ни странно, и законы открыты и система «дожата», а работать стало труднее. Наряды выписывались и раньше, но они почти ничего не значили. Существовал молчаливый секретный договор прораба с бригадиром. Стороны обязывались: бригадир — не шуметь, когда случались простои из-за отсутствия деталей, из-за плохой подготовки работы, а главное — из-за того, что прораб не хотел думать; прораб — в конце месяца выписывать дополнительные фиктивные наряды, которые, несмотря на простои, выравнивали зарплату до какого-то приемлемого уровня.

Сейчас аккордный наряд брался на учет по Нининой таблице, и в конце месяца уже ничего нельзя было «дописать». Таким образом, все «секретные договоры» аннулировались. Исчезла раковая опухоль различных приписок, восстановились нормальные отношения деловитой требовательности сверху вниз и снизу вверх.

Ох и досталось всем в конторе от этого «снизу вверх»!

— Что вы сделали с прорабами и бригадирами, Виктор Константинович? — кричал снабженец Митрошин. — Перебесились они, что ли? Раньше случись задержка с бетоном или деталью — молчат, ожидают. А сейчас сумасшедший дом!

Я все выслушивал молча. Это великое дело — дать человеку выговориться. Когда снабженец замолкал, я спокойно отвечал:

— Никита Авдеевич, я скажу прорабам и бригадирам, чтобы они кричали потише.

Митрошин, подымаясь с кресла, еще прятал улыбку, но на середине — комнаты не выдержал и, громко смеясь, воскликнул:

— Потише кричали… а, чтоб вас!

Он был, в сущности, милейший человек, наш грозный снабженец.

Вертушкой кружились дни: трудные понедельники, когда обязательно что-нибудь не ладилось; безличные вторники; длинные, с оперативными совещаниями, среды; четверги, пятницы и, наконец, милые субботы, когда впереди маячит заманчивое воскресенье. Несколько поворотов — и вот уже второе число нового месяца — «судный день» главного инженера.

Второго числа — никаких эмоций — все занимаются арифметикой; прорабы на листках бумаги множат количество выполненных конструкций на расценки, а если эти листки освящены подписью заказчика, они называются «процентовками».

Чернов, наш главный маг, постучит костяшками счетов, и вот уже на листках — «выполнение плана». Затем маг шесть раз покрутит ручку арифмометра в одну сторону, два — в обратную, и получает новое качество: «фонд заработной платы». Не дай бог, чтобы фактическая зарплата была больше фонда, тогда появляется «перерасход»…

Вечером второго числа я не вызывал к себе никого, но все собрались. Все было почти так же, как это описывалось в начале записок. У стены сидели прорабы, бригадиры, в углу — Луганкин, у столика — Митрошин, на клеенчатом диване — медлительный механик, все еще корпел над расчетами Чернов. Вот только у окна, рядом с Ниной, появился трестовский нормировщик Ротонов.

— Ну, хватит вам колдовать, Чернов, — нетерпеливо тормошит начальника производственного отдела прораб Анатолий. — Что там у вас получилось?

Чернов что-то дописал и поднялся.

— План — сто двенадцать… — громко произносит он.

— А всё кричат! — с размаху хлопает книжкой по столу Митрошин. — Материалов им мало… — И гневно смотрит на своих извечных противников — прорабов.

— …Производительность труда сто тридцать девять процентов, зарплата выросла на двадцать процентов.

— Здорово!

— Убытков нет, есть прибыль. Сколько, пока не знаю. — Тут Чернов делает паузу и, сбившись с официального тона, тихо произносит: — Перерасход фонда зарплаты, товарищи, восемнадцать процентов.

Верно говорят, что в беде полнее всего открывается человек.