Строители - [20]

Шрифт
Интервал


Скрепя сердце прорабы взялись за бумагу. Многострадальное это слово «бумага», сколько ему, бедному, пришлось испытать насмешек. Поколения фельетонистов оттачивали свои перья, «выводя на чистую воду» всяких бумажных руководителей.

Но пора поднять голос в защиту бумаги умной и деловой. Наряды, подробная заявка на материалы, график, план — все эти бумаги очень нужны.

Я видел, как помрачнели лица наших лихих витязей-прорабов, когда их оторвали от телефонов, от перебранки с водителями и снабженцами и заставили (о ужас!) думать, считать и писать — то есть заниматься «бумажным» делом.

Артачился только один прораб Анатолий, и то по привычке.

— Хватит, — шумел он. — Выписала Нина аккордный наряд бригаде Королькова, чего вы еще хотите?

Мы стояли на девятом этаже институтского корпуса, на горе. Далеко вперед на десятки километров просматривался город. По привычке я считаю башенные краны. Кажется, что они работают без людей. Но нет, это время еще не пришло: у каждого крана был свой непокорный прораб, своя бригада и своя крановая судьба.

Один кран работает, другой часами стоит, печально задрав к небу стрелу. Но даже краны, которые хорошо работают, обязательно простаивают.

Я завидую вам, заводские инженеры: у вас ритмичный конвейер, отработанная технология, строгая регламентация. Строителям нужно научиться работать по-заводски.

Я вздыхаю: труден путь, с этой регламентацией я опротивел всем и, кажется, даже себе.

Может быть, эта мысль пришла и Анатолию.

— Знаете что, — вдруг примирительно сказал он, — давайте спросим у бригадира. — И громко крикнул: — Сергей!

Сергей Корольков стряхнул с комбинезона пыль, поправил старый офицерский ремень с большой медной звездой и подошел к нам:

— Все спорите?

— Да, спорим. Слушай, Сергей, будешь судьей? — Анатолий повернулся ко мне. — Ну что, Виктор Константинович, возьмем Сергея в судьи? По рукам?

Мне известно, что по всем литературным канонам я должен быть твердым, как бетон марки «400». Я должен быть очень серьезным и не идти ни на какие компромиссы. Прошу меня извинить, читатель, но я рискнул.

— Согласен.

— Так слушай, Сергей, — начал Анатолий. — Вот у тебя бригада пятьдесят два человека. Они разделены на звенья и работают в три смены. Так? Виктор Константинович говорит, что аккордного наряда мало; он требует учитывать работу каждого звена, а зарплату делить в зависимости от того, что сделало звено. Он не верит тебе как бригадиру, он утверждает, что у рабочих в большой бригаде нет стимула. Ну, скажи, скажи ты, бригадир, что он не прав. Скажи ему… — Анатолий нервничал. — Ну что же ты! — нетерпеливо воскликнул он.

— Виктор Константинович прав, — тихо сказал Корольков. — Я сам об этом думаю.


Николай Николаевич заболел. В тресте стало скучно. Меня вызвал заместитель управляющего Моргунов, который, как утверждали некоторые сотрудники треста, любит «разносить» и сам при этом любуется своей свирепой решительностью.

Когда я зашел в кабинет Моргунова, он, не ответив на приветствие, недовольно спросил:

— Слушай, начнешь ли ты наконец заниматься делом? На тебя жалуются, что ты там мудришь с какой-то системой, на аккордные наряды всех перевел!

Нетерпеливо поглаживая черные, коротко остриженные волосы, он невнимательно выслушал меня.

— Это все ерунда! — срываясь, закричал он. — Нужно сдавать корпус раньше срока. Вкалывать! А остальное приложится.

— Что толку, если я буду «вкалывать»? — сдерживаясь, ответил я. — Я руками не работаю, я должен думать. И не кричите, пожалуйста, это ни к чему.

Моргунов удивленно выпучил глаза.

— Лезешь в бутылку? Ну что ж, приструним. — Он снял телефонную трубку. — Александр Михайлович, зайди-ка… брось, иди сейчас, говорю.

Через минуту в кабинет влетел наш трестовский начальник отдела труда Ротонов, мужчина уже в летах, но неуемной энергии, напоминавший кипящий чайник, который вместо пара выбрасывает фонтан слов. Все об этом знали, и, когда Ротонов появлялся в конце длинного трестовского коридора, сотрудники, бросая недокуренные папиросы, исчезали в своих комнатах.

Ротонов взъерошил длинные серые волосы и сразу разразился тирадой о необходимости курсов нормировщиков.

— Постой, — морщась, как от зубной боли, сказал Моргунов. — Чего ты мелешь. При чем тут курсы нормировщиков?

Ротонов, нимало не смущаясь, переключился на другую тему и с той же энергией высказался о текучести рабочей силы.

Моргунов даже позеленел. Несколько раз он пытался прервать Ротонова, но тот бегал по кабинету и непрерывно говорил, перескакивая с одной темы на другую. Наконец он заметил меня и начал доказывать мне, как правильно я применяю наряды.

Я скромно молчал, но Ротонов набрасывался на меня, словно я ему возражал. Разделавшись со мной, он сел и нетерпеливо спросил Моргунова о причине вызова, добавив, что он очень спешит.

На Моргунова было страшно смотреть. Он помолчал, очевидно собирая крохи своего растерзанного самообладания, и очень тихо сказал:

— Сделаешь у него ревизию… всех нарядов. Подготовь приказ о всех нарушениях. Если будет в конце месяца перерасход фонда зарплаты, снимем его с работы. Иди…

Ротонов открыл было рот, но Моргунов дико закричал:


Еще от автора Лев Израилевич Лондон
Снег в июле

Лауреат премии ВЦСПС и Союза писателей СССР Лев Лондон известен читателю по книгам «Как стать главным инженером», «Трудные этажи», «Дом над тополями». В новом остросюжетном романе «Снег в июле» затрагиваются нравственные и общественные проблемы. Роман — своеобразное лирико-сатирическое повествование. Свободно и непринужденно, с чувством юмора автор раскрывает богатый внутренний мир своих героев — наших современников. В книгу включены также рассказы из жизни строителей.


Рекомендуем почитать
Антарктика

Повесть «Год спокойного солнца» посвящена отважным советским китобоям. В повести «Синее небо» рассказывается о смелом научном эксперименте советских медиков. В книгу вошли также рассказы о наших современниках.


Зеленый остров

Герои новой повести «Зеленый остров» калужского прозаика Вячеслава Бучарского — молодые рабочие, инженеры, студенты. Автор хорошо знает жизнь современного завода, быт рабочих и служащих, и, наверное, потому ему удается, ничего не упрощая и не сглаживая, рассказать, как в реальных противоречиях складываются и крепнут характеры его героев. Героиня повести Зоя Дягилева, не желая поступаться высокими идеалами, идет на трудный, но безупречный в нравственном отношении выбор пути к счастью.


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Опрокинутый дом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пересечения

В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».