Строгановы: история рода - [63]

Долли Фиккельмон писала: «Царь танцевал со мной польку в очень весёлом настроении. Он стал вдруг пленительно молодым… Царица танцевала всю ночь с какой – то особой грацией. Смотреть на неё просто удовольствие. Она самая обворожительная из всех женщин… Всегда великолепно одета и всегда сама доброта…»

Когда устраивались балы, то по обеим сторонам лестницы и в передней выстраивались лакеи: огромные фигуры в треуголках, одетые в шкуры волков, медведей, лисиц, гиен, енотов; каждый старательно оберегал редкий и ценный мех своей повелительницы…

На приёмах при дворе леди Лондондерри всегда сопровождала графиня Строганова, «поскольку она обладала преимущественным правом по сравнению с другими русскими дамами». Леди Лондондерри была в восторге от великолепных мехов своей подруги. Граф предложил ей доставить из Тобольска всё, что она пожелает, потому что в этом городе за тот же самый мех можно заплатить половинную цену по сравнению с Санкт-Петербургом. И, тем не менее, меховая подкладка для пальто, которая состояла из двух тысяч кусочков лисьего меха, и на подбор которых требовалось больше пяти лет, стоила бы пятьдесят или шестьдесят тысяч рублей, так как из каждой отдельной шкуры брался только один маленький кусочек от основания хвоста.

Граф Строганов в день рождения леди Лондондерри распорядился заполнить её покои гиацинтами: обилие цветов в петербургских домах в течение всей зимы повергало многих иностранцев в большое изумление.

Глядя на обилие английских журналов и многочисленные новые публикации в доме Строгановых, можно было даже подумать, что находишься в Англии. Все мужчины с самого детства носили военную форму. «Это имело своим преимуществом тот факт, что юношеское сумасбродство сдерживалось, а волнения, беспорядки и неуместное поведение часто удавалось предотвратить».

С восторгом пишет в своём дневнике леди Лондондерри о том дружеском приёме, который был ей оказан семьёй Строгановых. Для неё русские стали «образованными и чувствительными людьми, которых мы из-за нашего высокомерия и невежественности называли варварами и не имеющими понятия о цивилизации существами… Они умны, интеллигентны, симпатичны, чистосердечны, верны, приветливы и участливы – короче, я берусь утверждать, что Россия – это небо, а русские все сплошь ангелы, если бы не грязь и не кишащие повсюду клопы и блохи… Это просто невозможно, нельзя зайти ни в один магазин, ни в одну церковь, чтобы не принести с собой оттуда целые полки этих насекомых, а в меховых салонах их просто армии… но самое тяжёлое – это, конечно же, климат».

Когда настало время прощаться со Строгановыми, она была глубоко растрогана: «Они и я стали так близки друг другу, в этой прекрасной семье я встретила такое безграничное дружелюбие, такое тёплое гостеприимство и такую доброту, что можно сказать, что в какой-то степени я была для них „ребёнком в доме“».

Несмотря на то, что по своей сущности он не был военным, Сергей Григорьевич продолжал и дальше оставаться в армии. Он принял участие в первом военном походе в Турцию в 1828 году и в Крымской войне (1853–1856 гг.), но никогда не оставлял и своей деятельной заботы об общественном благе, в особенности в области воспитания и искусства. Кроме того, управление Строгановскими имениями и соблюдение интересов семьи вынуждали его совершать многочисленные поездки. Преодолеть расстояние между Петербургом и Москвой, около 700 вёрст, было довольно легко, поскольку была построена новая широкая мощёная дорога. На равных расстояниях друг от друга были поставлены дома станционных смотрителей, сооружены чугунные мосты с императорским двуглавым орлом и были установлены верстовые столбы – всё это указывало дорогу торопливому путнику.

По указу царицы Екатерины, а затем и её преемника на почтовых станциях были сооружены постоялые дворы. В просторных комнатах с высокими потолками были «прекрасные паркетные полы, итальянские покрывала, обтянутая дамастом мебель и искусно облицованные деревянными панелями стены, – так писала леди Лондондерри. – К сожалению, и в этой великолепной обстановке всё вокруг кишело насекомыми. В любое время для путешественников были готовы экипажи. Чужестранцев поражали странные, первобытные крики и завывания кучеров, также как и те усилия, которые неустанно предпринимались для развития культуры и цивилизованности».

Но чем дальше путешественник забирался в глубь страны, тем труднее ему было найти себе пристанище; кареты часто опрокидывались на дорогах, изрытых ухабами. Даже если путешественник был наделён привилегиями, а это означало, что вперёд будет послан курьер, чтобы подготовить комнату, свежих лошадей, достать продукты, приказать испечь хлеб и подоить корову, всё равно любая поездка превращалась в рискованное предприятие. Тем более удивительно слышать о том, как часто предпринимались подобные путешествия и какие огромные расстояния преодолевались в любое время года за сравнительно короткие промежутки времени.

Императорские курьеры, которые обслуживались на почтовых станциях в первую очередь, могли достичь столицы даже из самых отдалённых уголков огромной империи в течение восьми дней, поскольку ничего не происходило без ведома, приказа или подписи царя. Эта система курьеров была в кратчайшее время перенята от монголов и уже тогда представляла собой значительное усовершенствование по сравнению с теми временами, когда «короли, сидя в своих крепостях, следовали только пророчествам оракулов, чтобы затем выступить вдруг в очередной захватнический поход после того, как рабом было доставлено известие, написанное на его гладко выбритой голове».