Стриптиз на гонках - [44]

— Давай, мерзавец, прячься в темноте. Ты только и можешь, что подкрадываться сзади и нападать на тех, кто слабее тебя, в тот момент, когда они ни о чем не подозревают. Давай, продолжай в том же духе! — Мой голос срывался на визг, я была на грани истерики. — Но берегись, жалкий трус, потому что я тебя достану!

В моей гневной тираде, произнесенной в темноту, особого проку не было, вероятнее всего, нападавший убежал уже далеко. Но это было не важно, моя речь помогла мне подняться с земли и напомнила, кто я такая Я Кьяра Лаватини, а Лаватини не запугаешь! Кьяра Лаватини может временно отступить, чтобы перегруппировать силы, может позвать на помощь братьев, но она не станет стоять в стороне, пока убийца ее подруги разгуливает на свободе.

Убийца Руби только что совершил большую ошибку. Он рассчитывал меня запугать, но вместо этого привел в ярость. Я осознала, что хватит заниматься ерундой, пришло время пустить в ход тяжелую артиллерию.

Сев за руль, я так резко рванула с места, что покрышки завизжали. Я выехала на Томас-драйв. Наверное, следовало вернуться в клуб, рассказать о том, что произошло, Винсенту, вызвать полицию или сделать еще что-нибудь в этом роде, но я не могла себя заставить. Меня трясло, и я ехала слишком быстро. Кроме того, что толку было сообщать в полицию? Это приведет лишь к тому, что история попадет в газеты. Черт возьми, вероятно, в этом корень всех моих неприятностей: в газете черным по белому напечатали мое имя и назвали меня главной свидетельницей. Теперь, когда я об этом задумалась, у меня возникла мысль, что колесо “камаро” могло слететь вовсе не по вине Роя Делла и его ребят, вполне возможно, что кто-то подстроил это.

Я ехала с открытым окном и разговаривала вслух сама с собой, борясь с ветром, который, казалось, пытался загнать слова обратно мне в глотку, иногда приходилось орать во весь голос. Таким манером я проделала путь через мост Хэтауэй, миновала дешевые мотели, полицейский участок…

— И между прочим, ребята, я не вижу, чтобы вы делали что-то еще, кроме как подвергали мою жизнь опасности, — крикнула я, проезжая мимо.

Я свернула на параллельную улицу и, петляя по переулкам, ехала к своему трейлерному городку. Улицы словно вымерли, что для нашего района редкость даже в три часа утра. Время от времени свет уличных фонарей выхватывал из темноты трейлеры, отражался от задних фар автомобилей, стоявших на площадках тут же, за фургонами. Мне повсюду виделись глаза, они смотрели из темноты, наблюдали за мной. Я стала бдительной, даже слишком.

Заехав на свой пятачок для парковки, я выключила фары. На меня уставилась из темноты пара светящихся глаз. Флафи. Все ее тельце выражало неодобрение. “Где ты пропадала? — казалось, говорила моя собачка. — Они все еще здесь”.

— Знаю, девочка, — сказала я, медленно поднимаясь по лестнице. Держась одной рукой за бок, другой я погладила ее по голове. — Но сейчас нам нужна семья, понадобится вся помощь, какую мы только сможем получить.

Флафи вздохнула и, толкнув головой собачью дверку, потрусила в дом, не дожидаясь, пока я отопру дверь и войду. Все-таки у нее есть своя гордость, она даже не согласна, что нам нужна чья-то помощь.

— Интересно, от кого ты набралась таких взглядов? — пробормотала я под нос, входя в тускло освещенную кухню.

Флафи снова шумно вздохнула и побежала по коридору в сторону спальни, цокая коготками по полу.

Глава 18

Первое заседание военного совета я созвала еще до того, как окончательно рассвело. Флафи, всем своим видом выражая презрение к самой этой идее, проспала все заседание, свернувшись на атласной подушечке в изголовье моей кровати. Но мама и Эл были более чем счастливы принять участие в обсуждении. Ну, может быть, “счастливы” — некоторое преувеличение с моей стороны, но во всяком случае оба пришли в кухню и сели за стол, держа каждый по кружке крепкого кофе.

Не знаю, как о нашем военном совете пронюхала Рей-дин — я давно оставила бесплодные попытки понять, откуда она узнает, когда что-то затевается, — но соседка появилась в самый подходящий момент. Если хотите, можете называть это шестым чувством психопата. Как бы то ни было, Рейдин появилась у меня на пороге, едва я зажгла на кухне свет и включила кофеварку.

У мамы были заспанные глаза, из волос еще торчали желтые пластиковые бигуди, фланелевый халат в розовый цветочек был туго перетянут поясом на талии. Ма решила экспромтом испечь булочки с корицей, и мне не удалось ее отговорить, к счастью, она согласилась снизойти до порошковых дрожжей быстрого приготовления. В глазах моей матери подобные дешевые ухищрения были почти равносильны серьезному греху. А вот для Эла это не имело значения. Для него булки — они и есть булки, впрочем, братец ведь полицейский, а они не очень-то следят за тем, что кидают в желудки.

Рейдин пришла подготовленной — не знаю, к чему конкретно, но соседка, похоже, на всякий случай подготовилась ко всему, к любым неожиданностям. На ней была шляпа-дождевик из прозрачного пластика, в левой руке Рейдин держала старомодную дамскую сумочку, а в правой — дробовик. Цветастое домашнее платье было изрядно помято, карманы оттопыривались от всякой всячины, которую она туда насовала. Поскольку встреча, по мнению Рейдин, предстояла ответственная, она надела поверх своих обычных закатанных гольфов белые носки. По ее виду я заключила, что близится время визита в клинику за очередным уколом проксилина. Вероятно, время нашего совещания пришлось на тонкую грань между временем до и после укола. Самым очевидным признаком того, что Рейдин теряла связь с реальностью и с минуты на минуту ожидала вторжения инопланетных пришельцев, было ружье.