Стретч - 29 баллов - [9]

Шрифт
Интервал

Видимо, у загорелого чувака редкостный талант нагонять скуку.

Софи нежно приобняла меня костлявой ручкой.

— Ты, наверное, здесь никого не знаешь.

Решила напомнить мне мое место.

— Это Ник и Флора…

Говноеды поздоровались беззвучно, не разжимая губ.

— Это Сэди…

Я не мог заставить себя посмотреть на нее, но все же приподнял голову, чтобы кожа под подбородком не очень отвисала.

— А это мой муж Колин.

Она указала на василькового пижона.

— А-а, Колин. Как футболист Колин Белл, — поддел я и широко улыбнулся, пожимая ему руку.

Он немного нахмурился.

— Да, наверное. Это родовая фамилия, я из Шотландии.

— Говоришь почти без акцента. Откуда из Шотландии? Из Гована?

Ник с Флорой захихикали. На Сэди я так и не посмотрел и о ее реакции не мог судить.

— Нет, не из Гована, но недалеко от Глазго.

— Болеешь за «Септик» или «Рейнджере»?

— За «Челси». Я ходил в школу под Лондоном.

— Наверняка недалеко от Слау[17].

— Гм. Действительно недалеко.

Софи попыталась внести разнообразие:

— Как дела на работе, Фрэнк? Ты все еще маклером на бирже?

Лучше бы она этого не говорила. Три года назад, в безвременье между газетой и рестораном, я проработал шесть месяцев рассыльным на фондовой бирже. Кажется, я ей тогда чересчур приукрасил свою должность, но до какой степени — уже не помнил. Кем я тогда был? Аналитиком по немецким ценным бумагам? Председателем?

— Нет, теперь я… э-э… в ресторанном бизнесе.

По тому же принципу контролерша кинотеатра работает в киноиндустрии.

— Ой, как интересно. Но ведь ты был раньше аналитиком по СМИ?

Неужели? Понятия не имею, как мои мозги, которые я тут же обложил про себя трехэтажным, породили эту чушь.

— Ну… да, в некотором роде.

Пижон, почувствовав мою слабину, ринулся в атаку:

— В некотором роде? Что ты имеешь в виду?

— Я учился на аналитика СМИ, но бросил еще до того, как занялся этим самым анализом.

— И чем ты тогда занимался?

— Да всем понемногу, реферированием отчетов, общей черновой работой.

— Как фирма называется?

— «Гельнер ДеВитт».

Пижон оттаял.

— Интересно. Я там многих знаю. Тима Локке знаешь?

Еще бы не знать. Жирное хамло из секции японских облигаций. После обеда у него на столе всегда стояла пинта «Гиннеса». За шесть месяцев не удостоил меня и словом, хотя я таскал ему почту по четыре раза в день и старался изо всех сил, лишь бы он обратил внимание.

— Нет, Тима Локке я не помню.

Большая ошибка. Надо быть ветераном дома престарелых, чтобы не помнить Тима Локке.

— Странно. Почти все помнят Тима. Сколько ты там проработал?

— Всего несколько месяцев.

Отвязался бы ты от меня, Колин.

К нам подошла Люси. Пижон все не мог угомониться:

— Люси, ты ведь помнишь Тима Локке? Он окончил школу всего на год раньше Тома.

— Да, помню. Полный такой, шумливый. Биржевой брокер.

— Ну вот. А Фрэнк работал с ним бок о бок и не помнит.

Люси это озадачило.

— А где это ты с ним работал, Фрэнк?

— В «Гельнер ДеВитт», где же еще?

Люси, ну пожалуйста, смени тему.

— И он что, тоже работал в почтовом отделении?

— Не знаю. Я же сказал, что я его не помню.

Пижон впился в меня как клещ.

— В почтовом отделении! Значит, ты почту разносил, теперь понятно. В таком случае ты, конечно, вряд ли мог знать Тима. У него имя не из тех, что легко запоминаются. Я полагаю, что наш разносчик почты тоже не помнит наших имен, не так ли, Софи?

Софи послушно кивнула, но вид у нее был смущенный. Надо отдать должное женской натуре, все три девушки тоже смутились. Я рискнул взглянуть на Сэди. Славная девочка просто окаменела. Пригвоздив меня как червяка булавкой, пижон опять перевел разговор на себя. Поверженный во прах, я прихватил бутылку шампанского и вышел во двор, чтобы еще раз вдарить по «Лаки Страйк». Сев на крохотную садовую скамью, я запалил сигарету.

Из кухонной двери высунулась голова Люси.

— Я что-то не так сказала?

— Нет, Люси, не переживай. Со мной все в порядке.

— Не сиди там. Холодно ведь.

— Все в порядке. Правда. Мне покурить надо.

Она посмотрела на меня, приподняв брови в знак то ли разрешения, то ли неудовольствия.

— Ты с отцом Тома еще не встретился?

Том организовал для меня интервью насчет лакейской работенки в новом журнале для мужчин, который открывал его отец.

— Пока ни звука.

— Я уверена, что он с тобой еще свяжется. Наверное, занят очень.

— Ага.

— Фрэнк, пойдем в дом, мы через минуту отправляемся в ресторан.

— Послушай, мамусик, я только полсигареты скурил. Ты же знаешь, я люблю доводить дела до конца.

Я и раньше называл Люси «мамусиком», когда она еще не была беременна.

Она подошла и села рядом. Я кожей чувствовал ее взгляд.

— Знаешь, Фрэнк, мы действительно рады, что ты будешь у нас крестным отцом. И с интервью, мы думаем, все будет хорошо. Том уверен, что тебя примут.

— Я тоже доволен. Нет, правда. Просто у меня… любезничать не получается.

Люси хихикнула. Я взглянул на нее. Лицо у нее было такое, о каком женщины говорят «красивое», а мужчины — «кажется, ничего». На бледной коже слегка проступали веснушки, губы все время двигались — то складывались венчиком, то раздвигались в улыбке, то кривились.

— Пошли. Ты уже почти докурил. И с Сэди ты еще как следует не познакомился.

— Наши отношения, пожалуй, уже закончились. С самого начала не заладилось. Я старался, но, видимо, не судьба. Кроме того, мне надо выкурить еще одну. Если не покурю хотя бы два раза за час, впадаю в кому.


Рекомендуем почитать
Колючий мед

Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.


Неделя жизни

Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.


Белый цвет синего моря

Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.


Осколки господина О

Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.


С кем бы побегать

По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.


Мы с королевой

Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.


Гиппопотам

Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.


Тайный дневник Адриана Моула

Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.