Стретч - 29 баллов - [86]
— Сэди, что ты думаешь о Мэри?
— Я ее видела всего несколько раз.
— Обычно это тебе не мешает составить мнение.
— Если честно, она показалась мне пресной. И кажется, она сама понятия не имеет, чего ей надо. Еще мне кажется, что ее страшно раздражает, как Дэвид красуется на публике, но она не подает вида.
— Похожий портрет.
— Люси говорила, что они почти не занимаются сексом.
— У нас тоже такое было.
Сэди быстро обернулась:
— Правда?
— В самом конце. Но даже за пару лет до этого я завел привычку представлять себя с другой женщиной, чтобы войти в нужную кондицию.
— Господи, какой ужас.
— Да, прикольно. Я прошел через все стадии. Сначала-το приходилось воображать, будто я в постели с Гарольдом Вильсоном[82] либо с дамами саксонского двора, чтобы не кончить слишком быстро.
— У тебя хоть когда-нибудь с ней получалось как надо?
— Полная гармония длилась всего дней десять в начале девяностых. После, чтобы спасти лицо, пришлось перейти на Николь Кидман и женщину из рекламы лифчиков.
Сэди захихикала, но тут же спохватилась:
— Да ведь Николь Кидман — рыжая!
— Когда ее трахал я, она была брюнетка.
— По крайней мере, теперь можно не волноваться.
— Не напоминай.
Гости на церемонии не заснули лишь потому, что выступление Дэвида неожиданно для него самого получилось комичным. Особенно в том месте, где он подавился собственной слюной. Я вытянул шею и попытался разглядеть, заметил ли Дэвид по жестам и позе Мэри, что он ее раздражает. Мэри держалась рукой за подбородок, тихонько постукивая по нему указательным пальцем. Руки в положении номер раз — «Мэри коробит от поведения друга».
Хорошо-то как.
Когда все закончилось, мы с Сэди пошли погулять по Линкольнс-Инн-Филдз.
Она стрельнула у меня «Консул», зевнула и потянулась.
— Не так уж плохо.
— Могло быть хуже. Что собираешься делать дальше?
— В шесть у меня встреча с моим парнем.
— С кем на этот раз?
— Ты его еще не знаешь. Познакомились в клубе в четверг. Роджер зовут, подозрительное имя, но так вроде ничего. Диджеем, говорит, был, хотя нынче все так говорят.
— Ты время, я гляжу, не теряешь.
Сэди посмотрела на меня с притворным негодованием:
— Всего-то три парня за шесть месяцев.
— Надеюсь, леди, что вы соблюдаете осторожность.
— Соблюдаю. Никакого траха при первой встрече.
— Господи, Сэди. Это уж слишком. Мы только-только из церкви вышли.
Сэди грязно рассмеялась.
— А ты что будешь делать?
— Меня на вечер тоже пригласили, но я, наверное, не пойду. Надо статью закончить.
— О чем пишешь?
— Колеблюсь между заголовками «Действительно ли СМИ отупляют?» и «Шериф Гав против полицейского пса Вау из Гонконга: рассуждения о мультяшных сыщиках-собаках». Редактор хочет привлечь больше читателей от двадцати пяти до тридцати четырех, и я у него вместо лазутчика в тылу врага.
— В люди выбиваешься, Аргус Клапамский. Кстати, шериф Гав — это что за лабуда?
— Для детей лабуда.
Мы вернулись в Холборн и стояли, глядя друг на друга. Расставаться не хотелось.
— Где ты встречаешься с Роджером?
— На севере. В Хайгейте.
— Хорошо, тогда завтра увидимся дома.
— Точно.
Сэди обняла меня, и я растянул объятия на пару секунд. В них не было и намека на секс, если вы еще не поняли. Просто я таким способом говорил ей «спасибо».
— Кстати, Сэди, завтра у меня день рождения.
— Господи, чего же ты раньше молчал?
— Не хотел доставлять тебе хлопоты.
— Уж не ровно ли тридцать?
— Около того.
Она обняла меня еще раз.
— Надо что-нибудь устроить.
— Нет. Мы с Генри наклюкаемся и будем смотреть телевизор. Все уже приготовлено. Нельзя же ломать так тщательно составленный план в последнюю минуту.
— Ну тогда на неделе что-нибудь придумаем.
— Как скажешь.
Когда она уже повернулась уходить, я ее окликнул:
— Сэди, можно у тебя спросить?
Она обернулась.
— Что означало «в другой раз»?
Сэди встретилась со мной глазами. Мне всегда становится не по себе, когда женщины смотрят прямо в глаза. Обычно после этого они начинают резать правду-матку.
— В отношении того, о чем ты тогда думал, это означало «никогда в жизни», а в отношении моих собственных мыслей — «не сейчас, но довольно скоро».
— Объясни.
— Объясняю. Тебе, на мой взгляд, надо было остудить пыл. Мне с самого начала стало ясно, что из нас получатся отличные друзья, но только друзья.
— Ясно.
— Я ведь была права?
— Пожалуй.
— Права, даже не сомневайся.
Еще как права. Мы с Сэди были не пара во всех смыслах — по годам, жизненной философии, психополовой моторике, темпераменту и особенно генетическим признакам. Первое впечатление меня не обмануло — Сэди была для меня чересчур хороша. У нее теперь тоже было похожее чувство: не то чтобы я слишком плох для нее, просто она не годилась на роль моей девушки. К тому же я ее совершенно не привлекал физически. Ну ни капельки. Такой расклад позволял нам оставаться вместе надолго, как рельсам. Рельсы уходят вдаль, вьются сквозь годы, никогда не сходятся, но и не расходятся. Друзья так друзья.
Сэди упорхнула в сторону Ковент-Гарден, в шикарном не по случаю наряде и с путаницей в голове. Ничего, разберется еще.
В пять я был уже дома и мог стянуть костюм. Запустив лэптоп, налил себе бокал вина и начал работать над колонкой. Писал я о телевидении, так уж само собой вышло. Во мне соединились все необходимые ингредиенты: пожизненная влюбленность в объект исследования, способность к мгновенным, едким суждениям, обостренное чувство юмора — все данные от природы. Платили гроши, еще меньше, чем в «О’Хара», но теперь я был принят в обществе (Тутинг, Уимблдон, дальние берега Кройдона). Похоже, из меня что-то получалось. Я медленно, месяц за месяцем, выплачивал долги, возвращая себе кредитоспособность. К сорока годам я разделаюсь с долгами окончательно и смогу начать жизнь сначала. В своих льняных брюках и спортивной рубашке я воображал себя ведущим нахрапистого американского телеканала. Эта мысль всегда меня заводила — на поверхности я дерзок и язвителен, а внутри скрываются проницательный интеллект и твердые принципы. Я достоин если не любви, то уважения. А еще, милые дамы, я большой затейник в постели.
Молодого израильского историка Мемориальный комплекс Яд Вашем командирует в Польшу – сопровождать в качестве гида делегации чиновников, группы школьников, студентов, солдат в бывших лагерях смерти Аушвиц, Треблинка, Собибор, Майданек… Он тщательно готовил себя к этой работе. Знал, что главное для человека на его месте – не позволить ужасам прошлого вторгнуться в твою жизнь. Был уверен, что справится. Но переоценил свои силы… В этой книге Ишай Сарид бросает читателю вызов, предлагая задуматься над тем, чем мы обычно предпочитаем себя не тревожить.
Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.
Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.
Девять человек, немногочисленные члены экипажа, груз и сопроводитель груза помещены на лайнер. Лайнер плывёт по водам Балтийского моря из России в Германию с 93 февраля по 17 марта. У каждого пассажира в этом экспериментальном тексте своя цель путешествия. Свои мечты и страхи. И если суша, а вместе с ней и порт прибытия, внезапно исчезают, то что остаётся делать? Куда плыть? У кого просить помощи? Как бороться с собственными демонами? Зачем осознавать, что нужно, а что не плачет… Что, возможно, произойдёт здесь, а что ртуть… Ведь то, что не утешает, то узлы… Содержит нецензурную брань.
У озера, в виду нехоженого поля, на краю старого кладбища, растёт дуб могучий. На ветви дуба восседают духи небесные и делятся рассказами о юдоли земной: исход XX – истоки XXI вв. Любовь. Деньги. Власть. Коварство. Насилие. Жизнь. Смерть… В книге есть всё, что вызывает интерес у современного читателя. Ну а истинных любителей русской словесности, тем более почитателей классики, не минуют ностальгические впечатления, далёкие от разочарования. Умный язык, богатый, эстетичный. Легко читается. Увлекательно. Недетское, однако ж, чтение, с несколькими весьма пикантными сценами, которые органически вытекают из сюжета.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.