Стретч - 29 баллов - [84]
Генри привез мне пакет с апельсинами, бутылку «Аква Либра» и набор из шести моих любимых сортов сыра. А еще он привез письма.
— Однако ты в жопиусе, Фрэнк.
— В каком смысле?
— Судебные приставы, повестки, телефонные звонки с угрозами.
— С угрозами?
— Да, от некого Брайана из «О’Хара».
— Он меня уже нашел. Поэтому я здесь.
— И от Мэри.
— Она меня тоже нашла. Пока я был здесь.
— Ну, блин.
Генри обвел палату сонным взглядом.
— Давай разберем почту.
Он запустил руку в карман и выложил мне на живот толстую стопку государственно-юридических, муниципально-академических конвертов. Академических, потому что требования, которые в них содержались, были чисто академического свойства, мне их ни в жизнь не выполнить.
— Я их все пооткрывал. В основном из банка и от кредитных контор, лишение прав пользования и тому подобные штуки.
— Генри, будь добр, накостыляй мне как следует, чтобы меня оставили здесь еще на пару дней.
Генри подстригся. Его непослушные локоны присмирели, но не сдались окончательно. Но привычка заправлять волосы за уши сохранилась.
— Насчет квартиры. Можешь вернуться и пожить у нас еще несколько недель.
— Ты серьезно?
— Серьезно в двух частях И насчет вернуться, и насчет только нескольких недель. Пора тебе уже и самому пошевелиться, знаешь ли.
— Давай сходим покурим.
Крессида говорила, что в конце коридора имелся аварийный выход, где разрешается курить. Пришлось натягивать раздолбанные ботинки и куцее пальто — больничного халата мне не хватило. За дверью Генри быстренько набил травой гильзу от «Мальборо Лайт».
— Вот, Фрэнк, возьми. От болей помогает.
— Спасибочки.
Я и так уже плыл от смеси никотина и болеутоляющего. Косяк отправил меня в тропосферу. Когда я зашатался, Генри потащил меня обратно в кровать и уговорил съесть апельсин.
Я смог обрести дар речи только через несколько минут. Генри тем временем листал «Деревенскую жизнь».
— Генри.
— Да?
— Ты считаешь меня ничтожеством?
— Ну ты спросил.
— Значит, считаешь?
Он продолжал листать журнал, кривя губы в попытке подобрать ответ.
— Я бы сказал, что ты отнюдь не ничтожество, но ты явно не в форме.
— Кажется, мне еще никто не говорил более приятных слов.
— Спасибо. Когда тебя выписывают?
— Послезавтра.
— Приезжай. Лотти будет дома, даже если меня не застанешь.
— Спасибо, друг.
Генри бросил журнал на кровать.
— Пойду я лучше. Скучно здесь у вас.
— Ага.
Генри налил мне бокал «Аква Либра», подхватил апельсин и направился к двери.
— Да, девушка еще какая-то звонила. Салли, кажется.
— Сэди.
— Может быть. Я где-то записал ее номер.
Обыскав почти все семьдесят карманов анорака, Генри извлек желтую липучку, исписанную его миниатюрным чистеньким почерком научного работника.
— Точно. Сэди. Просила, чтобы ты позвонил.
Генри запахнул анорак и двинул к выходу.
0171 299 4563
— Алло?
Мужской голос. Голос девятнадцатилетнего итальянского юноши. Мое сердце устремилось вниз.
— Привет, Сэди дома?
— Я думаю, да.
Мне было слышно, как он отстранился от телефона и крикнул в глубь комнаты: «Сэди! Телефон!»
Послышался звук валуна, катящегося вниз по скалам.
— Але?
— Сэди, это — Фрэнк, Фрэнк Стретч.
Сэди протянула «у-у-у» — точно привидение.
— У тебя были неприятности?
— В каком смысле?
— Барт, Люси, Том — все тебя искали.
— Большинство из них уже нашли.
— Этого не может быть, потому что ты еще жив. Ты где?
— В больнице Святого Фомы, в палате для доходяг.
— Пожалуй, надо заехать тебя навестить, согласен?
Выпрямление
Не хуже других
Я настоял, чтобы мы поехали в моей машине — «триумф-геральд» 7б-го года выпуска. Мы нашли ее в районной газете и сторговали за семьсот фунтов. С откидным верхом — хотя пользы от него как кошке от пижамы.
Машина катила по мосту Ватерлоо. Жара стояла за тридцать, и мы, разумеется, застряли в пробке. Я был весь в мыле и нервничал, парадный костюм прилипал к телу. Мой взгляд рассеянно скользил по Сити. Город был похож на гигантское кладбище, где одуревшие от горя родственники понастроили высоченных, серых, уродливых, пошлых надгробий. Я извлек из среднего ящичка сигарету «Консул». Пока я прикуривал, Синатра в радио запел «Красиво и просто», и я прибавил звук, чтобы все слышали.
— Я мог бы научиться любить этот город, — заметил я.
Сэди выглядела ураганно. На ней было чернобелое мини-платье, которое задиралось так, что виднелись черные резинки чулок Волосы развевались в соблазнительном беспорядке, ногти отсвечивали голубым лаком.
— В котором часу нас ждут?
— В три. Я не хочу приезжать раньше времени. Мне эти рукопожимания и «как-поживаете» не по нутру.
Машина нырнула в туннель.
Сэди опустила зеркальце над местом пассажира и стала то надувать, то поджимать губки.
— По мне, крестины ничуть не лучше свадеб.
— Не согласен. На свадьбе можно поохотиться на незнакомых женщин. На крестинах — одни родственники. Бабули и дедули, и вид у них такой, будто действительно есть чем гордиться, будто и в самом деле они сделали что-то такое, с чем можно их поздравить.
— Зато на крестинах не произносят речей.
— Справедливое замечание. Но на свадьбе пить можно хоть залейся.
Мы припарковались в Холборне и сверились с картой.
— Ага. Прямо, на юг к Линкольнс-Инн-Филдз и там налево.
Молодого израильского историка Мемориальный комплекс Яд Вашем командирует в Польшу – сопровождать в качестве гида делегации чиновников, группы школьников, студентов, солдат в бывших лагерях смерти Аушвиц, Треблинка, Собибор, Майданек… Он тщательно готовил себя к этой работе. Знал, что главное для человека на его месте – не позволить ужасам прошлого вторгнуться в твою жизнь. Был уверен, что справится. Но переоценил свои силы… В этой книге Ишай Сарид бросает читателю вызов, предлагая задуматься над тем, чем мы обычно предпочитаем себя не тревожить.
Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.
Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.
Девять человек, немногочисленные члены экипажа, груз и сопроводитель груза помещены на лайнер. Лайнер плывёт по водам Балтийского моря из России в Германию с 93 февраля по 17 марта. У каждого пассажира в этом экспериментальном тексте своя цель путешествия. Свои мечты и страхи. И если суша, а вместе с ней и порт прибытия, внезапно исчезают, то что остаётся делать? Куда плыть? У кого просить помощи? Как бороться с собственными демонами? Зачем осознавать, что нужно, а что не плачет… Что, возможно, произойдёт здесь, а что ртуть… Ведь то, что не утешает, то узлы… Содержит нецензурную брань.
У озера, в виду нехоженого поля, на краю старого кладбища, растёт дуб могучий. На ветви дуба восседают духи небесные и делятся рассказами о юдоли земной: исход XX – истоки XXI вв. Любовь. Деньги. Власть. Коварство. Насилие. Жизнь. Смерть… В книге есть всё, что вызывает интерес у современного читателя. Ну а истинных любителей русской словесности, тем более почитателей классики, не минуют ностальгические впечатления, далёкие от разочарования. Умный язык, богатый, эстетичный. Легко читается. Увлекательно. Недетское, однако ж, чтение, с несколькими весьма пикантными сценами, которые органически вытекают из сюжета.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.