Стретч - 29 баллов - [67]

Шрифт
Интервал

Меня это начало раздражать. Однажды, помню, я хныкал перед Мэри о том, что у меня не было настоящей семьи, и она заметила: «Расти в семье — не сахар» (я тогда подумал, что она заимствовала фразу у какой-нибудь американской писательницы-однодневки), но теперь я наблюдал реальную семью, и меня чуть не тошнило. Разумеется, я помалкивал, меня их дела не касались.

Чердак был забит старыми папками с тесемками. В письме Билл говорил, что чердак служит ему кабинетом. Билл еще в школе все время что-то писал, в основном короткие сюрреалистические пьесы, которые читал вслух во время обеденного перерыва. Папки были помечены загадочными надписями: «Наблюдатель 2», «Всякая всячина», «Навес», «Столяр», «Что осталось», «Тефлоновый сейф». На второй неделе я решил в них покопаться. Билл буквально подводил меня к этой мысли, повторяя: «Надеюсь, папки тебе не мешают», «Если они причиняют тебе неудобства, я их уберу», как бы нарочно обращая на них мое внимание. Несколько раз он брал одну из папок и сидел внизу на кухне, что-то в ней черкая, словно делая правку окончательного варианта рукописи. Уходя смотреть телевизор или читать газету, он оставлял папку раскрытой, как бы предлагая мне спросить, что в ней. Я не спрашивал. Несколько лет назад Том показал мне набросок своего романа о краже картин, я расхрабрился и сказал, что роман — говно. А Том ответил, что уже подписал договор с издательством. Я сказал, что подписывать договора много ума не надо, если папочка — владелец долбаного издательства (дешевый прием, к тому же дело не совсем так обстояло). Отношения между нами испортились на несколько месяцев, так что теперь я совершенно не собирался давать оценку заветным мыслям человека, у которого гостил.

Но заглянуть хотелось, и я не удержался. Главным образом, меня разбирало узнать, что Билл написал в своем дневнике обо мне и не вывел ли он мой образ, слегка изменив его, в одной из пьес.

Однажды утром на исходе второй недели я приготовил себе целое корыто чаю и решил основательно покопаться в залежах. Папок была тьма, но угадать, какими пользовались недавно, было несложно. Ничего особенного я не обнаружил. Сначала я раскрыл папку «Столяр». В ней оказался роман на производственную тему, пропитанный мстительной злобой на «ИКЕА» и столичные повадки. Эка невидаль. В других папках пылились пьесы, которые, похоже, не раз переделывались. Я попытался сохранить в памяти хоть несколько строчек, но когда пассаж, казалось бы, уже запомнился, он вдруг выпадал из моей головы, точно стеклянный шарик, скатившийся со стола. И все-таки попробую передать колорит.

Билл. Ох, и зачем я ее только встретил.

Джон. Ты не можешь так считать. Раз встретил, значит, она — твоя судьба.

Билл. Да, но я не желаю такой судьбы. Я желаю судьбы, о которой мечтал в молодости, яркой, чистой и полной надежд!

Джон. Но надежды никогда не сбываются. В этой истине заключена истинность всех нас! Ты должен научиться любить неудачу.

Билл. Но если любить неудачу, что станет с мечтой о любви?

Джон. Она сгинет, как мы!!

И далее в том же духе.

В папке «Всякая всячина» скрывался набор блокнотов в твердых обложках Дневники Билла. Я открыл первый, за 1990 год, и нашел обычную муру — пышное бахвальство и сексуальное фантазерство, слившиеся в нечитабельное месиво. Я полистал другие блокноты — слишком много повторений. В последних блокнотах мелькали расчеты — на каждой второй странице. Нетрудно было угадать, что суммы относились к финансам. Вскоре я с легкостью установил размер годового заработка Сью (7500 фунтов, если вам интересно) и задолженности по ссуде (130 000 фунтов). Цифры вклинивались в текст без всякого предупреждения либо лепились по узким полям без всякой связи с текстом. Чтение утомляло и нагоняло тоску, я закрыл блокнот и вернул его в папку.

И тут я обнаружил самый свежий дневник Блокнот был толстый, в черной твердой обложке, без дат. Теперь уже почти все страницы были покрыты расчетами, иногда изощренными, иногда простыми, в одно-два повторяющихся действия. Там были еще и графики с кривыми прогнозов на будущее, одни для «положительного» исхода, другие — для «отрицательного». Чаще всего попадалось суммирование в четыре-пять строк — очевидно, расчет средств на неделю, на последней странице фигурировали 40 фунтов с моими инициалами. Арифметику перемежали куски текста, написанные плотным, неврастеническим почерком.

Новая запись появлялась раз в два-три дня, вместе с цифровыми выкладками она растягивалась на три-четыре страницы. Читать было трудно не из-за почерка, но потому, что единственной темой были деньги. Не мысли о назначении денег, не рассуждения о будущем денег, просто деньги. Деньги за месяц, деньги за неделю, деньги за день. Записи напоминали шифр и пестрели сокращениями, Билл явно писал для себя. Тон — сдержанная надежда без забегания вперед. Типичная запись выглядела так «Если произойдет X и удастся оттянуть У, то я смогу сделать Z, и все будет хорошо еще неделю-две». Временами встречались резкие всплески отчаяния, логичные формулировки уступали место синдрому Туретта[79], слова врезались в линованную бумагу, разбегались вкривь и вкось: «Твоюматьэтоконецдапошлооновсенах — всенах-пошло — какое БЛЯДСТВО какое БЛЯДСТВО — да пошло оно все на-х-х-х».


Рекомендуем почитать
Про Соньку-рыбачку

О чем моя книга? О жизни, о рыбалке, немного о приключениях, о дорогах, которых нет у вас, которые я проехал за рулем сам, о друзьях-товарищах, о пережитых когда-то острых приключениях, когда проходил по лезвию, про то, что есть у многих в жизни – у меня это было иногда очень и очень острым, на грани фола. Книга скорее к приключениям относится, хотя, я думаю, и к прозе; наверное, будет и о чем поразмышлять, кто-то, может, и поспорит; я писал так, как чувствую жизнь сам, кроме меня ее ни прожить, ни осмыслить никто не сможет так, как я.


Козлиная песнь

Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.


Спорим на поцелуй?

Новая история о любви и взрослении от автора "Встретимся на Плутоне". Мишель отправляется к бабушке в Кострому, чтобы пережить развод родителей. Девочка хочет, чтобы все наладилось, но узнает страшную тайну: папа всегда хотел мальчика и вообще сомневается, родная ли она ему? Героиня знакомится с местными ребятами и влюбляется в друга детства. Но Илья, похоже, жаждет заставить ревновать бывшую, используя Мишель. Девочка заново открывает для себя Кострому и сталкивается с первыми разочарованиями.


Лекарство от зла

Первый роман Марии Станковой «Самоучитель начинающего убийцы» вышел в 1998 г. и был признан «Книгой года», а автор назван «событием в истории болгарской литературы». Мария, главная героиня романа, начинает новую жизнь с того, что умело и хладнокровно подстраивает гибель своего мужа. Все получается, и Мария осознает, что месть, как аппетит, приходит с повторением. Ее фантазия и изворотливость восхищают: ни одно убийство не похоже на другое. Гомосексуалист, «казанова», обманывающий женщин ради удовольствия, похотливый шеф… Кто следующая жертва Марии? Что в этом мире сможет остановить ее?.


Судоверфь на Арбате

Книга рассказывает об одной из московских школ. Главный герой книги — педагог, художник, наставник — с помощью различных форм внеклассной работы способствует идейно-нравственному развитию подрастающего поколения, формированию культуры чувств, воспитанию историей в целях развития гражданственности, советского патриотизма. Под его руководством школьники участвуют в увлекательных походах и экспедициях, ведут серьезную краеведческую работу, учатся любить и понимать родную землю, ее прошлое и настоящее.


Машенька. Подвиг

Книгу составили два автобиографических романа Владимира Набокова, написанные в Берлине под псевдонимом В. Сирин: «Машенька» (1926) и «Подвиг» (1931). Молодой эмигрант Лев Ганин в немецком пансионе заново переживает историю своей первой любви, оборванную революцией. Сила творческой памяти позволяет ему преодолеть физическую разлуку с Машенькой (прототипом которой стала возлюбленная Набокова Валентина Шульгина), воссозданные его воображением картины дореволюционной России оказываются значительнее и ярче окружающих его декораций настоящего. В «Подвиге» тема возвращения домой, в Россию, подхватывается в ином ключе.


С кем бы побегать

По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.


Мы с королевой

Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.


Гиппопотам

Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.


Тайный дневник Адриана Моула

Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.