Стретч - 29 баллов - [62]
Откликнулся длинноволосый пузан, сворачивавший самокрутку:
— Здесь рядом, по дороге.
Я подождал продолжения, но по взгляду советчика понял, что не дождусь.
— Хорошо. А в какую сторону?
— А вы с какой приехали?
— С этой, — я махнул в сторону севера.
— Это — неправильная дорога. Надо было ехать через Пизенхолл.
— Надо было. Но теперь уже поздно. Я уже приехал.
— Ему надо было ехать через Пизенхолл, — сказал короткошерстый.
— Хорошо. Я понял свою ошибку, мне очень жаль. Забудем мою оплошность. Не могли бы вы сказать, как проехать в Хай-Элдер?
Теперь на меня смотрели все. Длинноволосый говорил все еще без угрозы, но уже с примесью легкой обиды:
— А умничать-то зачем?
Они опять зафыркали, захрюкали и затопотали.
— Извините, я вел машину весь день от самого Лидса и просто хотел узнать, как проехать в Хай-Элдер.
— Из Лидса, говорите?
— Да, но в сам Лидс я не заезжал.
— Просто непонятно, почему вы не поехали через Пизенхолл.
Подключился короткошерстый:
— По той дороге было бы проще всего ехать. Особенно со стороны Лидса.
Из туалета вышел еще один тип лет семидесяти, в фиолетовом спортивном костюме и массивных кроссовках. Длинноволосый проинформировал:
— Парень едет из Лидса в Хай-Элдер.
— С какой стороны приехал?
Толпа у бара дружно указала на север.
— Надо было ехать через Пизенхолл.
— Мы так ему и сказали, а он не послушал.
Я начал терять терпение:
— Как я мог послушать? Я же с вами только здесь встретился.
Наступило зловещее молчание, они словно боролись в себе с категорическим императивом.
— Простите, в поселке еще кто-нибудь есть, кого можно было бы спросить?
Один из ранее молчавших, парень помоложе, с перманентом, как у Фреда Уэста[76], пропищал:
— Можно еще спросить в поселке за Пизенхоллом, если вернуться.
Наконец длинноволосый сказал:
— Ну хорошо, сэр. Со стоянки направо, проедете примерно полмили, увидите белые ворота — поверните направо. Это и будет Хай-Элдер. Там всего три дома, не ошибетесь.
— Отлично. Спасибо. Извините, что я начал горячиться.
— Ничего.
Я вышел из паба, радуясь, что меня не пропустили через молотилку, и отправился к Биллу.
Хай-Элдер состоял больше чем из трех домов. Он состоял из трех домов и жилого автоприцепа. В темноте трудно было разобрать, что собой представляет поселок — очаровательный хуторок или забытую богом дыру. Согласно новому взгляду Фрэнка на мир, скорее первое.
Дом Билла, низкий продолговатый белый коттедж, распластавшийся прямо на дороге, был последним из трех. Я оставил машину на полоске намокшей травы и, не в силах сдержать волнение, направился к дому. Стукнул молотком в дверь. За дверью послышался детский визг и басовитый собачий лай. Кажется, в кастрюлю тоже еще били.
Дверь медленно приоткрылась, и в щель просунулась морда датского дога, с черной губы пса свисала нитка слюны.
Женский голос тщетно взывал к собаке:
— Флэш, свои, Флэш, место, место.
Флэш залаял со странной ноткой нежности в голосе.
— Это ты, Фрэнк?
— Да.
— Сейчас, только собаку угомоню и впущу тебя.
Она закрыла дверь, оставив меня мокнуть под дождем. Внутри творилось черт знает что, там что-то рвали, рычали, тявкали и топали ногами. Мог ли взрослый человек найти покой в таком месте или хотя бы покурить? Оставалось только надеяться.
Простояв под моросящим дождем еще две минуты, я созрел для возвращения в гостиницу. Наконец дверь открылась, на пороге вместо собаки стояла Сью с выражением преувеличенного облегчения на лице.
— Господи, извини, пожалуйста, но Флэш на самом деле хороший, непослушный немного, но с ребятами играет, и, конечно, безопасно с ним, не то чтобы у нас здесь было много преступлений, но год от года становится все хуже, ведь правда? Он не так уж много времени отнимает, но дорого обходится, ветеринару надо платить, восемьдесят с лишним фунтов за удаление нарыва между пальцами, где это слыхано, ты, наверное, устал — Бен, прекрати, — чаю, наверное, хочешь, Билл, кажется, купил пару бутылок пива к твоему приезду, сам он почти не пьет — Дебби! Дебби! Я тебе говорила не оставлять обувь на кухне или нет? — но когда у него бывает возможность, он может’ выпить, а багаж у тебя есть? Я скажу Дебби, чтобы она помогла занести, в ее возрасте она неплохо управляется по хозяйству… Дебби!
Я заметил, как маленькая фигурка Дебби в ночной рубашке мелькнула в прихожей, и услышал топот ног по лестнице и бунтарский смех.
Дом был перевернут вверх дном. Крохотная прихожая с низким потолком напоминала захламленный шкаф и была завалена куртками, ботинками, детскими педальными машинами и собачьими игрушками. Сью, извергая словесный понос, провела меня в тонкостенную кухню, воняющую псиной и дешевым мясом. Ребенок, в котором я признал Бена, соорудил на столе барабанную установку из кастрюль и колотил по ней безо всякого ритма. Стены были сплошь покрыты коряво нарисованными мелками портретами мамы, папы и Флэша. Флэш тиранозавром угрожающе нависал над родителями.
— Извини, Фрэнк, что Билла нет дома, он в мастерскую поехал, беспокоится из-за дождя, крыша течет, он слушал сводку погоды, они сказали, что будет сухо, и он подумал, что обойдется до завтра, — Бен, прекрати немедленно! Дядя Фрэнк приехал! — но он ненадолго, я знаю, что он очень хотел встретиться с тобой, а мастерская недалеко, сразу за Пизенхоллом, ты по этой дороге ехал?
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.