Стретч - 29 баллов - [42]
— Но ведь ты хочешь, чтобы твои фильмы смотрели?
Дэвид вскинул брови и тихо рассмеялся.
— Да, уел ты меня… Хочу, конечно.
Упившись, я принял его фразу за личную победу. В действительности же я вел себя глупо и вызывающе, потому что Мэри посмотрела на меня и покачала головой так, чтобы только я один заметил, — как она всегда делала, когда я ставил кого-нибудь в неловкое положение. Какая радость, что ее осуждение уже не имело надо мной власти. Мэри больше не в ответе за мое поведение, а раз не в ответе, значит, и не вправе, вот и все.
Я пропустил мороженое ради бургундского. Мы сидели в гостиной отца Тома. Мэри и Люси зажгли свечи. В наступивших сумерках мне все были симпатичны, на бокалах играли желтые отблески. Мэри поставила какую-то классику, музыка была ненавязчива, по-зимнему холодна и неуловима. Разговор перешел на банальности. Том выставил бутылку древнего арманьяка. Мы словно разыгрывали сценку для рекламы отпусков в Западной Европе. Но думал я о другом — о Барте, Генри и его скучном, но обеспеченном отпуске, Сэди, Мэннионе-старшем и его пошлом журнальчике, о куреве. Больше всего — о куреве. От выпитого меня пробили пот и косноязычие. Комната качалась и кренилась, как палуба корабля в шторм. Я извинился и вышел на улицу.
Сев на каменный парапет рядом с «кавалером», я закурил, а зря — сигарета только нивелировала отрезвляющий эффект холодного воздуха. В уме сам собой складывался гневный монолог о приспособленчестве и загубленном таланте. Я не совсем был уверен, чьи приспособленчество и загубленные таланты имелись в виду, но мне стало лучше.
Несколько раз в моем смущенном мозгу возникал утробный портрет ребенка Люси. Меня подминала под себя волна ярости, которую я даже не пытался остановить.
Из дверей раздался голос Тома:
— Еще накатим, Фрэнк?
Я не ответил. Том подошел ко мне.
— С тобой все в порядке?
— Что это вас обоих так охватила забота о моем благополучии? У меня все нормально, ясно?
— Господи, ну извини, Фрэнк Я просто хотел спросить, как тебе присутствие Мэри.
— Как во сне.
— Ты мой лучший друг, Фрэнк, я знал, что ты выстоишь.
Том, как и я, напился в хлам. Раскиснув по пьяни, Том вел себя как мальчишка и впадал в благодушие, я, наоборот, становился суров и сосредоточен. Он обнял меня за плечи и поцеловал в ухо, отчего моя злость сразу рассеялась.
— Давай пить, пока ноги не откажут.
— Мои и так уже отказали, Том.
Том слегка сжал мои плечи:
— Не бери в голову, приятель, Дэвид тебе в подметки не годится.
— Ага. Как миллионер-режиссер может со мной тягаться, куда ему до меня…
— Фигня, Фрэнк Все фигня. Ты — лучший. Первый сорт.
Том почти завершил превращение из джентльмена в забулдыгу. Еще немного, и он полезет со мной бороться.
— Пошли, выпьем пива, чтобы протрезветь.
— Ага.
Мы вернулись в дом. Дэвид и женщины сидели перед телевизором и болтали. Мэри свернулась калачиком на диване, пристроив голову на плече Дэвида. Он нежно теребил ее волосы. Они устраивали вязку прямо у меня на глазах. Мне самому стало страшно от того, что я мог сделать.
Я обмяк кучей на полу, прислонившись к стене.
— Дэвид, когда ты снимал ролик для таиландских авиалиний, что ты чувствовал?
— Ну, я нервничал, проект был не маленький.
Я вынул сигарету и сунул ее в рот.
— Конечно, нервничал. Еще бы. Все эти большие самолеты, все это пространство и свет.
Мэри вмешалась с привычной ноткой старшей воспитательницы в голосе:
— Фрэнк, ты же знаешь, что Люси не хочет, чтобы здесь курили.
— Не суй нос не в свое дело, Мэри. Кстати, я ни хера не курю пока.
Том хихикнул:
— Прям как в старые добрые времена.
Из нас только Люси, наверное, была трезва, но не мне судить. Она тихо сидела на подлокотнике дивана, наклонившись вперед, как бы защищая свой живот.
— Ну да ладно. Вернемся к ролику. Думаешь, от него была какая-то польза, Дэвид?
Дэвид старался сохранить невозмутимый вид.
— Нет, вряд ли. Разве что для моей репутации. — Он сделал паузу и посмотрел на меня в упор: — И моего счета в банке, разумеется.
A-а, очень умный ход. Молодец. Как быстро он подхватил кость раздора.
— Счет в банке, еще бы. Но некоторые вещи за деньги не купишь, не так ли, Дэвид?
В моем вопросе смешались пьяный сарказм и угроза.
— Прекрати, Фрэнк, — опять сказала Мэри.
— Нет-нет, все путем, Мэри, я за собой слежу. Мне интересно знать, какие вещи не купишь за деньги.
Алкоголь гудел в ушах.
— Ты когда-нибудь трахал Люси, Дэвид?
Желудок вдруг взмыл к самому горлу, как на американских горках Том посерьезнел. На этот раз решила вмешаться Люси.
— Фрэнк, перестань. Что на тебя нашло?
— Ничего, Люси. Я задал Дэвиду простой вопрос.
— Нет, разумеется, я никогда…
— …не трахал Люси. Я так и думал. Вот видишь, Дэвид, некоторые вещи не купишь за деньги. Люси, например. У меня денег совсем не было, когда я ее трахал, правда, Люси?
Глаза Тома сузились. Он хотел что-то сказать, но осекся, заметив, что Люси заплакала. Я дожимал:
— В те дни, в Хаммерсмите, тебе не было разницы, богат я или нет, не так ли, Люси? Деньги там были совсем ни при чем.
Язык не слушался, алкоголь продолжал бить по ушам.
— Драл невесту лучшего друга, а тот и не ведал.
Том, шатаясь, встал.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.