Стремглав к обрыву - [86]

– С уважением, Сара.

Он тяжело вздохнул:

– Ты невыносима. Следовало бы тебя возненавидеть.

– Может, уже, только не подозреваешь об этом?

– Да нет, честное слово. – Он помолчал. – Не веришь. Как мне тебя убедить? Какую принести жертву? Хочешь, исчезну до конца лета? И избавлю тебя от малышки? Идет?

– Лотта мешает мне значительно меньше, чем я ей, – ответила я, боясь признаться, что мне не так уж противно его общество.

– Все равно мало радости каждый день видеть девчонку, которая считает, что ты злая колдунья, которая охмурила ее простодушного папочку.

В доме было тихо, в гостиной – ни звука.

– Все это глупости, – сказала я.

– Ну почему же? Только прикажи!..

– По-моему, ты переигрываешь.

– Тем не менее это правда.

– К чему такое благородство? – В слабом свете, падавшем из окна, я с трудом различала его лицо.

– Благородство?

– Я хотела сказать, самопожертвование. Предположим, ты уберешься отсюда, а на чьей шее будешь сидеть до конца лета? Думаешь поселиться с Лоттой в городской квартире? Не выйдет: прислуга не уходит домой ночевать и провести ее будет довольно трудно. Даже Уолтер… – Я хотела язвительно добавить, что даже Уолтер не настолько слеп, чтобы пригласить его пожить у нас. Но замолчала, заметив его улыбку.

– Я понимаю, что гостеприимство твоего мужа не безгранично, – вежливо, но не скрывая жадного блеска в глазах, ответил он, будто хотел пленить меня своей откровенностью. – Честное слово, я больше рассчитывал на твое.

Я прищурилась, чтобы в темноте разглядеть выражение его лица. Сначала я подумала, что неправильно его поняла; убедившись, что это не так, разозлилась. Будто не подкрашивала ради него губы, не позволяла ему обнять себя за плечи, не говорила себе: «А он ничего, хоть и не Дэвид» – и не прикидывала, каков он в постели.

Сейчас трудно поверить, что я в самом деле чувствовала себя оскорбленной. Дрожала от праведного гнева. Самоуверенно считала, что осознанно вышла замуж за Уолтера, и наивно убеждала себя, что все учла и предусмотрела. Высокомерно признавала, что могу изменить мужу, и возмущалась нахальством Краузе, предположившего, что сделаю это ради него. Теперь мне трудно описывать ту ситуацию, не привнося в нее хотя бы крупицу юмора, которого, увы, не было и в помине. Хотя бы один смешок, вырвавшийся из поджатых губ. Или насмешливый внутренний голос, который бы вовремя напомнил, что я слишком быстро все забываю. Или совесть, этот неугомонный сверчок, проскрипела бы над ухом, что я чересчур задираю нос; ведь всего два года назад я была нищей девчонкой, которая по утрам бегала в общий туалет.

Я сказала Краузе:

– Я тебя презираю. Хочешь верь – хочешь нет, – и гордо прошествовала к дому.

Поднялась в свою комнату, надела пижаму, легла в постель, подоткнула со всех сторон одеяло и принялась себя отчитывать. Не за тщеславие, которое породило во мне уверенность, будто он недостоин одержать надо мной победу. Не за грубость, с которой дала ему понять, что он в моих глазах полнейшее ничтожество. Нет. Я упрекала себя за то, что была с ним слишком дружелюбна, и он, чего доброго, возомнит, что не так уж мне противен. (По сути, упрек ему же.) За то, что вышла замуж за человека, который уделяет мне мало внимания, и мне приходится искать внимания на стороне. (Упрек Уолтеру.) За свою мягкотелость, из-за которой Лотта и ее приятели позволяют себе относиться ко мне свысока. (Упрек Лотте.)

А потом долго плакала – бедная, всеми обиженная жертва.

Лотта и Краузе поженились в конце августа в Теннеси, по пути в Мехико, с благословения Уолтера, правда довольно сухого (он боялся, что Лотта бросит университет), и без моего ведома, на чем особенно настаивала Лотта. На деньги, полученные в подарок от Уолтера, они купили дом недалеко от церкви Св. Марка – всего в квартале от моего бывшего дома. Я долго не верила, что это совпадение (дом был в хорошем состоянии и продавался дешево). Кроме того, Краузе нравился район, а Лотта предоставила ему свободу выбора. Ей тоже было удобно: она перевелась в Нью-Йоркский университет, а это совсем рядом. Они вернулись из Мехико в конце сентября. Краузе устроился водителем такси, а в свободное время дописывал свою книгу. Его благих намерений хватило до весны; с наступлением тепла он исчез вместе с рукописью. Через два месяца Лотта получила от него открытку из Колорадо. Он писал, что работает на ранчо, куда приезжают порезвиться всякие богатые бездельники с Запада, желает ей счастья и на всякий случай сообщает адрес – вдруг ей понадобится развод. Уолтер обещал дочери не рассказывать мне об открытке, но был так расстроен, что не удержался. Чтобы успокоить его, я заметила, что это даже к лучшему, легко отделалась. Тогда он заявил, что у меня нет сердца, но через два года Лотта вышла замуж за Эдвина Баффорда Третьего и Уолтер признал, что я оказалась права.

Глава 8

В феврале пятьдесят третьего Тея вышла замуж за Меррея Гудмана – одного из соседских ребят, которого я немного знала. Он чуть не свихнулся в Корее, получил белый билет и теперь торговал дешевой одеждой. Один раз она приводила его к нам, и вечер прошел так скучно, что утомил даже Уолтера. Через несколько недель она сообщила, что выходит за Меррея замуж; я страшно расстроилась и хотела под каким-нибудь предлогом не пойти на свадьбу, хотя Уолтер убеждал меня, что это нехорошо, и я знала, что он прав. Но Уолтер не понимал, что к моему смятению примешивался страх встретить Дэвида, который тоже был приглашен. Наверное, этот страх объяснялся моим изменившимся отношением к себе: я стала казаться себе смешной неудачницей и была уверена, что все остальные тоже это поймут. Тем более Дэвид, который всегда понимал меня даже лучше, чем мне хотелось бы. Я боялась, что не сумею скрыть он него своего разочарования, и мне не приходило в голову, что это его может огорчить. Что было глубоко несправедливо по отношению к нему.