Стрелы Времени - [143]

– Серьезно? – Тарквиния, скорее всего, ожидала, что внесение ясности в историю с надписью займет все доступное время, но мысли Агаты были заняты совершенно другим.

– Пелагия нашла ответ на вопрос топологии, – объявила Агата. – Космос – это четырехмерная сфера. Это не тор – он просто не может им быть!

– Это основано на твоей работе? – спросил Рамиро. – Пелагия нашла способ довести вычисления до конца?

– Не столько довести до конца, сколько заглянуть в мое собственное слепое пятно, – объяснила Агата. – Смотрите, все просто. Светород описывается волной, которая при полном повороте меняет знак. Это не влияет на вычисляемые вероятности – при условии, что один и тот же поворот применяется ко всем наблюдаемым объектам – так как вероятность определяется величиной волны в квадрате. Минус один в квадрате равняется единице, так что смена знака не имеет никакого значения. Чтобы ее выявить, нужны более сложные эксперименты, в которых одни объекты поворачиваются, а другие остаются без изменений.

– Пока что все понятно, – сказала Тарквиния.

– Идея Пелагии в том, чтобы просто заменить вращения на движение вокруг космоса. Предположим, что космос – это четырехмерный тор, и мы перемещаем вокруг него светород, двигаясь по гигантской петле. Что произойдет со знаком волны? Она останется неизменной или поменяется на противоположную?

Рамиро нахмурился.

– Я догадываюсь, что в ответ ты хочешь услышать, что волна по аналогии «изменит знак», но мне казалось, что концы петли должны идеально совпадать.

Агата прожужжала.

– Я не хотела предлагать вам ни тот, ни другой ответ. Возможно как идеальное совпадение, так и смена знака – ни один из вариантов не исключается полностью. Даже если знак меняется, обнаружить это невозможно – все наши локальные измерения на концах петли будут идеально согласованы друг с другом.

– Постой-ка, если знак меняется…, то где именно это происходит? – сказала Тарквиния. – Что это за особое место тора, где волна меняется на противоположную?

– Никакого особого места нет, – настойчиво возразила Агата. – Представь, что ты берешь полоску в форме кольца, разрезаешь ее, а потом снова соединяешь ее концы, только на этот раз с перекруткой – как только ты их склеишь, место стыка перестанет быть чем-то особенным. Перекрутка не находится ни там, ни где-либо еще. Она является свойством ленты как таковой.

Агата попыталась изобразить схематичный рисунок, но когда Рамиро увидел, что ей это дается с трудом, то воспроизвел рисунок по ее описанию у себя на груди.

– То есть ты хочешь сказать, что космос похож на что-то вроде… перекрученного тора? – спросила Тарквиния.

– Нет, не космос, – ответила Агата. – У обеих лент, и обычной, и перекрученной, одинаковые средние линии в форме окружности.

Рамиро добавил средние линии к своему рисунку.

– И именно эти окружности следует воспринимать как модель космоса. Все, что касается самих лент, – это уже дополнительная структура, которую невозможно однозначно определить, зная лишь топологию космоса – ни в том, ни в другом случае. Все дело в светородах, а не в пространстве как таковом.

– Ясно, – сказала Тарквиния. – Думаю, я поняла.

– Значит, теперь пора вспомнить, что речь идет о четырехмерном торе, – продолжила Агата. – Другими словами, образовать в пространстве петлю можно четырьмя различными способами. Такие пути вовсе не обязаны вести себя абсолютно одинаково – если бы знак светорода менялся при обходе одних петель и оставался неизменным на других, в этом бы не было никакого противоречия. Таким образом, всего у нас есть шестнадцать вариантов – для каждого из путей знак может либо поменяться, либо нет.

Рамиро понимал принцип подсчета вариантов, но никак не мог догадаться, к чему она ведет.

– Но разве различия между ними можно увидеть? Ведь вероятности от них не зависят.

– Вероятности не зависят, – согласилась Агата. – Но если бы на каждое состояние светорода приходилось в шестнадцать раз больше вариантов, их доля в энергии вакуума также бы возросла в шестнадцать раз. Если фотоны вносят в энергию вакуума положительный вклад, то светороды – отрицательный, и шестнадцатикратного перевеса будет достаточно, чтобы полная плотность энергии космоса стала отрицательной в каждой точке пространства.

Рамиро силился вспомнить, какие последствия могли иметь ее слова, но Тарквиния его опередила.

– Отрицательная плотность энергии указывает на положительную кривизну, – неуверенно произнесла она. – Но тора, который всюду имеет положительную кривизну, не существует.

Агата защебетала.

– Именно! Получается противоречие. То есть космос не может иметь форму тора. Зато в случае с 4-сферой каждый из возможных маршрутов можно постепенно ужать до крошечной окружности, а затем и до точки – превратить в путь, который никуда не ведет. Вдоль такого пути знак волны меняться не может, поэтому дополнительных мод у светородов не возникает. Энергия вакуума остается положительной, поэтому кривизна, в большей части пространства, примет отрицательное значение – но при этом обязательно будет меняться от точки к точке, так как пространство на сфере не может иметь постоянную отрицательную кривизну. А значит, будет меняться и энтропия материи, которая влияет на кривизну пространства. Вот почему космос не находится в состоянии равномерной энтропии. Вот откуда берутся градиенты. Благодаря этому мы и существуем – со своей историей, воспоминаниями и стрелой времени.