Стрела над океаном - [10]
Стемнело. Но бледный отблеск зари все еще стоял над океаном. Подул сильный сырой ветер. Из-за камней доносился неумолчный ропот волн. Он стал будто слышнее, явственнее.
Со стороны прибрежных скал, отвесной стеною обрывающихся к воде, донесся слабый, невыразимо печальный крик кайры, чем-то потревоженной во сне.
В отдалении приветно мерцали огоньки. Там селение Преображенское, — десятка два небольших домиков. Там люди.
Не прошло и получаса, как я сидел на маленькой клубной сцене, за столом, покрытым розовой плюшевой скатертью. Зал ярко освещен, украшен флажками. Справа на стене, на красном полотнище, призыв:
ДАДИМ ГОСУДАРСТВУ
ВЫСОКОКАЧЕСТВЕННЫЕ ШКУРКИ КОТИКОВ
ЗАГОТОВИМ В ИЗОБИЛИИ
РЫБО-МЯСНЫЕ КОРМА
Зал переполнен. В передних рядах сидят принарядившиеся пожилые алеутки и алеуты. Много молодежи. Много вездесущей детворы. В общем — обычный литературный вечер в масштабах клуба сельсовета.
Но, по правде говоря, трудно было полностью отрешиться от мысли, что за стенами клуба, в ночном сыром сумраке, вокруг этого крошечного островка — черная пустыня океана…
Утром в бухту вошел мотобот — серая длинная ладья с будочкой на корме. Прибыли с котиковых лежбищ алеуты-охотники. Привезли две с лишним сотни шкур.
Охотники, невысокие, коренастые, неторопливо, один за другим сходят на берег. И каждый несет на себе по нескольку шкур, накинув их на голову бело-розовой мездрой вверх. Издали похоже на короткие плащи с капюшонами.
Вид у драгоценных шкурок незавидный. Мех грязный, свалявшийся. Сколько еще придется повозиться с ними, прежде чем их жадно расхватают на международных аукционах!..
Охотники будут потом целыми днями трудиться над шкурами: накинув их на специальные станки — «навои», скоблить мездру. Потом шкуры посолят и в бочках отправят на меховые фабрики.
Под мостом через быстрый ручей, протекающий по поселку, в прозрачной студеной воде (ручей заменяет здесь холодильник) лежат связки свежих котиковых языков. По вкусу они ничем не отличаются от телячьих.
С охотниками приехали Павел Федорович, председатель сельсовета, и Иван Федорович, бригадир охотников, знаток котикового промысла. Нет, они не братья. Павел Федорович алеут, Иван Федорович русский. И если что и роднит, сближает их, так это привязанность к Командорам.
Павел Федорович поспешил в сельсовет. Иван Федорович остался присмотреть за разгрузкой ладьи. Покуривая, сидим с ним на бережку. Он — высокий, сильный, спокойный. С проседью на висках. Похож одновременно и на охотника, и на мореплавателя — на человека, привыкшего к молчанию пустынных сопок, к океанским просторам. Говорит, как бы рассуждая сам с собой:
— Вам-то все в диковинку здесь, а мне родное. На Командорах я с тридцать девятого года. И теперь как-то даже плохо представляю себе жизнь в другом месте!.. Привычка? Нет, привычка не то слово. Тут что-то глубже, крепче… Да разве один я «прикипел» душой к этим местам? Не говоря уж о местных уроженцах, об алеутах, на Командорах немало людей, которые живут лет по двадцать. Вот Петр Николаевич — прожил здесь десять лет, здесь женился… Места, конечно, дикие, пустынные, но, как бы это лучше сказать, — самобытные. Своеобразные!..
— В позапрошлом году, в сентябре, были мы, медновские коммунисты, на острове Беринга на партийной конференции. У нас, на Медном, восемь коммунистов, одиннадцать комсомольцев. Кончилась конференция — пошли на катере домой. Путь недалекий, а пришлось нам лихо. В сентябре начинает крепко штормить, ну вот и нас прихватило штормом. Сбились с курса, потеряли острова. А тут еще беда — мотор отказал!.. Ну мотор кое-как наладили: выбросили поршень, поставили деревянную заглушку, — пошли на трех цилиндрах. Легко, конечно, сказать — пошли!.. Семь суток трепало нас, унесло неведомо куда — к мысу Шипунскому, под самый Петропавловск, километров, наверное, за четыреста отсюда. Хорошо, я с собой ружьишко прихватил — стреляли топорков, бакланов. Пили морскую воду. Если понемногу пить — ничего… — И неожиданно добавляет — А жить здесь хорошо. Интересно!..
Последние шкурки доставлены на берег, сложены в сарай. Идем в сельсовет.
Павел Федорович сидит за своим столом, просматривает почту.
Пожилой, с приметной сединой в густых черных волосах, уроженец острова Беринга, он прожил всю жизнь на Командорах, не считая нескольких лет учебы в Хабаровском техникуме народов Севера.
В просторной комнате стучит пишущая машинка. Хлопает дверь, приходят люди за какими-то справками. Секретарь пристукивает бумажки печатью. Обычные будни сельсовета.
Настроение у Павла Федоровича, по-видимому, неплохое. Он довольно улыбается, щурится от папиросного дымка. Улыбка у него умная, с хитринкой. Да и почему бы ему не радоваться? План по забою котиков завершен — тот самый план, к выполнению которого призывало красное полотнище в клубе. Каких только планов не бывает на свете! Это, кажется, единственный в своем роде: его не положено перевыполнять — забой котиков строго регламентирован.
Затягиваясь дымом папиросы, Павел Федорович то и дело искоса поглядывает в окно. На берегу полным ходом идет разгрузка: с понтона перекатывают по доскам на берег железные бочки с горючим, перетаскивают ящики с кирпичом. Что-то из этого перепадет и ему, Павлу Федоровичу.
