Стрекоза в янтаре. Разделенные веками - [190]

– Боже, как жарко! – воскликнул Джейми.

Он расстегнул застежки своего килта, и тот соскользнул на землю, вслед за тем он стал расстегивать рубашку.

– Что ты делаешь, Джейми? – посмеиваясь, спросила я.

– Раздеваюсь, – ответил он. – А ты почему не раздеваешься, англичаночка? Ты вспотела еще больше, чем я, а здесь никого нет, кто бы мог нас увидеть.

Помедлив немного, я последовала его совету. Тут и впрямь было совершенно безлюдно. Слишком крутое и скалистое место для отар. И вряд ли сюда мог забрести какой-нибудь пастух в поисках пропавшей овцы. Мы были совершенно одни, вдали от Луизы и ее бдительных слуг. Пока я освобождалась от своей одежды, Джейми расстелил на земле свой сложенный в несколько раз плед. Сам же растянулся рядом, прямо на траве, закинув руки за голову. Казалось, он не испытывал никакого неудобства ни от потревоженных муравьев, ни от острых камешков, ни от жесткой травы.

– Как ты можешь лежать прямо на голой земле? – вопрошала я, укладываясь на пледе, который он предусмотрительно прихватил с собой.

Он пожал плечами, щурясь от яркого полуденного солнца.

– Все нормально, – сказал он и замолчал.

Я слышала рядом его сонное дыхание, которое не мог заглушить шум ветра, проносящегося над окружавшими нас холмами.

Я перевернулась на живот и уткнулась подбородком в сцепленные пальцы рук, наблюдая за Джейми. Он был широк в плечах и узок в бедрах, с длинными сильными ногами. Мускулы ног были хорошо развиты и отчетливо видны, даже когда он отдыхал вот так, как сейчас. Слабый ветерок шевелил золотистые волоски под мышками и развевал густую гриву цвета золота и меди, венчающую его голову. Легкий прохладный ветерок казался желанным в эту минуту, так как яркое солнце ранней осени припекало довольно сильно, обжигая мне плечи и спину.

– Я люблю тебя, – сказала я, чтобы просто насладиться смыслом и звучанием этих слов.

Но он услышал, и тень улыбки скользнула по его лицу. Через минуту он тоже перекатился на живот и оказался рядом со мной на пледе. Несколько травинок прилипло к спине и ягодицам. Я смахнула одну из них, и его кожа затрепетала от моего прикосновения. Я потянулась, чтобы поцеловать его в плечо, наслаждаясь запахом теплой кожи и ощущая ее солоноватый привкус.

Вместо того чтобы тоже поцеловать меня, он отодвинулся и приподнялся на локте. В выражении лица появилось что-то необычное, неведомое мне прежде, и я почувствовала себя неуютно.

– О чем ты думаешь? – спросила я, проводя пальцем по его позвоночнику.

– Ну, мне интересно… – начал он и тут же умолк.

Теперь он смотрел куда-то вдаль, играя маленьким цветком, который только что сорвал.

– Что тебе интересно?

– Как у тебя это было с Людовиком?

Мне показалось, что сердце остановилось. Я знала, что кровь отхлынула от лица, потому что почувствовала, как оцепенели губы, когда я с трудом вымолвила:

– Как было – что?

Он повторил свой вопрос, криво и неестественно улыбаясь.

– Ну, он ведь король. И тебе могло показаться, что с ним будет как-то иначе. Может быть, по-другому.

Лицо его сделалось таким же белым, как и мое. Он избегал моего взгляда.

– И мне хотелось бы знать, отличается ли он от меня чем-нибудь?

Я видела, как он закусил губу, желая вернуть сказанное, но было уже поздно.

– Как ты узнал, черт возьми?

Он покачал головой. На его губе остался глубокий красный след.

– Клэр, – нежно сказал он, – ты отдала мне всю себя. Целиком и без остатка. Когда я просил тебя быть всегда честной со мной, я сказал, что ты никогда не должна мне лгать. Когда я прикасался к тебе вот так…

Его рука легла мне на ягодицу, и я вздрогнула от неожиданности.

– Как давно я люблю тебя? – спросил он совершенно спокойно. – С того самого момента, как увидел впервые. Сколько раз мы были близки? Тысячу раз или больше?

Он коснулся меня пальцем, провел им по руке и плечу, спустился вниз к груди…

Я задрожала и повернулась к нему лицом.

– Ты никогда не вздрагивала от моего прикосновения. И даже в тот самый первый раз. Но сейчас… – сказал он, убирая руку, – я подумал, что, может быть, это оттого, что ты потеряла ребенка, или, может быть, ты стеснялась меня после столь долгой разлуки, но потом понял, что дело не в этом.

Последовало долгое молчание. Я слышала, как тяжело бьется сердце, как ветер колышет верхушки сосен далеко внизу и маленькие птички щебечут в кустах. Как мне хотелось сейчас стать одной из этих птичек.

– Почему? – мягко спросил он. – Почему ты солгала мне?

– Если бы… – начала было я, но тут же умолкла. – Если бы я рассказала, что у меня произошло с Людовиком, ты никогда бы не забыл об этом. Может быть, простил бы, но забыть – не забыл бы. И это всегда стояло бы преградой между нами.

Я снова умолкла.

Несмотря на жару, руки мои были холодны как лед, и сердце тоже заледенело. Но если я начала говорить, то должна сказать ему всю правду.

– Если бы ты спросил, я бы рассказала тебе все как есть, но сама начинать боялась.

У меня перехватило дыхание, я была не в силах говорить, но он не собирался приходить мне на помощь.

– Боялась сказать тебе, почему я это сделала. Джейми, я должна была вызволить тебя из Бастилии. Я была готова на все, лишь бы ты был на свободе. Но я была и зла на тебя из-за дуэли и из-за ребенка. И за то, что ты вынудил меня искать встречи с Людовиком. Я хотела совершить что-нибудь такое, после чего уже не смогу видеться с тобой. Я сделала это отчасти и потому, что хотела причинить тебе боль.