Стрекоза ломает крылья - [16]

— Как ты думаешь, — перебил Орлова Зацепин. — Не пришел ли Фишер тогда в лазарет намеренно, чтобы позаботиться о переводчице бургомистра из Борков? Он же, безусловно, знал, как она оказалась в Германии и о ее прошлом. Да она и сама, наверное, рассказала об этом кому-нибудь из администрации лагеря, чтобы избежать участи рабыни.

— Вполне возможно, — согласился Орлов. — Но и внешность ее, очевидно, сыграла свою роль. Поэтому оберштурмфюрер проявил к Науменко такое внимание и личную заинтересованность. Он хотел убить двух зайцев.

— Ты хорошо знаешь детали вербовки Елены? — поинтересовался Зацепин.

— За детали не ручаюсь, а в общем помню. Но ты лучше сам познакомься с рапортом Фишера о вербовке Стрекозы и его дневниковыми записями об этом. Там много любопытных данных, которые тебе пригодятся.

14

Анна встретила Виктора на Силезском вокзале в Берлине, и они двинулись в путь. Не зная города, Сорокин полностью доверился своей спутнице, которая пригласила его в вечерний ресторан.

Ослепленный неоновыми рекламами магазинов, Виктор как-то не осознавал, что уже находится в Западном Берлине. Стрекоза на правах хозяйки бойко распорядилась о вине, закусках и сама расплатилась за все западными марками.

Вскоре он забыл обо всем и, как в прошлую субботу, был счастлив и весел, захмелевшими, влюбленными глазами смотрел на свою подружку, сыпал комплименты. Сегодня он решил объясниться с Анной. И, нагнетая смелость, без стеснения опрокидывал стопки коньяку, которых иному немцу хватило бы на два вечера... Но он был деревенским парнем, спиртное почитал мужским достоинством, которое и готов был продемонстрировать своей избраннице. И если бы Стрекоза тактично не сдерживала Сорокина, он бы и на этот раз мог дойти до такого состояния, из которого выводят холодной водой и нашатырным спиртом.

Когда джаз заиграл довольно бравурную музыку, Анна, обратив внимание Виктора на то, как мерзко стали кривляться повеселевшие парни и девицы, тихо сказала:

— Пожалуй, в русском секторе такого не позволят. Смотри и запоминай Европу!

— А черт с ними, пошли и мы! — лихо выпалил Виктор и потянул ее туда, где уже бешено кружились рыжие, русые, белые, черные, фиолетовые и почти красные косматые головы, мельтешили перепутавшиеся ноги и руки, обезумевшие глаза, фиолетовые, розовые и красные губы.

Увлеченные азартным дурманом музыки, Виктор и Анна бросились в пучину танца.

Когда они, наконец, устав от бешеных ритмов, сели за свой столик, официант учтиво предложил остуженное шампанское и мороженое, что было как раз кстати, хотя у Виктора кружилась голова. Стрекоза заметила это и тихо спросила: «Может, уйдем отсюда. Ты ведь устал, мой милый?»

— Да, уйдем, уйдем, Аннушка.

Было уже за полночь. Но город продолжал жить, мигая неоновыми рекламами, уличными фонарями, фарами автомобилей, сигаретами прохожих, смехом и криками подвыпивших парней и девиц.

Когда Анна и Виктор вышли из ресторана, на них налетели трое пьяных парней и с силой потянули Анну к себе, грубо оттолкнув Сорокина. Он ринулся на одного из нахалов, но получил жестокий удар в грудь. Тем временем второй потащил Анну в сторону, она закричала. Оправившись, Сорокин ловко нокаутировал приставшего к ней длинногривого парня. Тот упал, театрально разбросив руки. Подоспели двое рослых полицейских с резиновыми дубинками, не разбираясь, надели на Сорокина металлические наручники и всех затолкали в полицейскую машину.

В полицейском участке Сорокин потребовал снять наручники и заявил, что является офицером Советской Армии. Они тотчас позвонили в американскую военную комендатуру. Вскоре прибыл американский офицер с переводчиком и предложил Сорокину и Анне поехать с ним. Налетевшие же на них молодчики, нагло посмеиваясь, остались в полицейском участке.

В американской комендатуре Виктор вынужден был предъявить свой документ дежурившему офицеру. Тот через переводчика объяснил, что обязан зарегистрировать русского офицера в своем журнале и доложить о его задерживании советскому военному коменданту в Берлине. Оттуда будет выслан представитель, и только тогда он сможет освободить его.

— У вас нет оснований задерживать меня. В вашем секторе на меня напали трое пьяных немцев, и я же виноват? Если бы они не оскорбили девушку, я бы никогда не позволил себе ничего подобного. Я поступил так, как на моем месте должен был действовать всякий уважающий себя мужчина.

— Я охотно вам верю, господин лейтенант, и в подобной ситуации, вероятно, действовал бы так же, как и вы, — ответил дежурный. — Но независимо от причины, по которой вы оказались в нашем секторе, мы обязаны соблюдать порядки, установленные межсоюзной комендатурой Берлина. Русские с нашими офицерами поступают точно так же. Тем более с вами желает поговорить заместитель коменданта.

— Я не желаю с ним разговаривать! — резко сказал Сорокин. — В таком случае вызывайте советского представителя. Никаких показаний я вам тут давать не собираюсь.

— Вы напрасно горячитесь, господин старший лейтенант. В ваших же интересах вести себя поспокойнее. Мадам может быть свободна.

— Я не уйду, пока вы не освободите офицера. Он защищал меня, — возразила по-немецки Анна.