Стрекоза ломает крылья - [10]

— Ты училась играть на рояле?

— Если бы не война, я бы закончила консерваторию, а сейчас только мечтаю об этом и лишь по вечерам, на чужом рояле, отвожу душу.

— Как это хорошо, Яня, что ты умеешь играть на рояле. Я тоже люблю музыку. Но мне не пришлось учиться. Могу лишь бренчать на гитаре.

В тот день они много поведали друг другу о своем прошлом... Стараясь подкупить Лену своей искренностью, Ядвига рассказывала ей о первой любви к Яну Краковскому, о волшебных ночах Италии, о туманной и чванливой Англии. Русская подружка с интересом слушала рассказ польки, искренно сочувствовала ей, услышав о трагической смерти мужа и трудностях, которые пришлось ей пережить в Англии, пока она не добралась до Берлина. Правда, Ядвига не рассказала о встречах там с сотрудником Миколайчика, о его таинственном исчезновении в Берлине, о близости со Смитом и о том, что он поручил ей побольше общаться с новенькой продавщицей из парфюмерного отдела. Но хитрая русская не клюнула на приманку Ядвиги и мало чего добавила к тому, что уже знал о ней Смит.

Полька про себя отметила скрытность и осторожность новой подопечной и, как учил Смит, пошла в наступление.

— А зачем ты приехала в Берлин?

— Искала работу. В Западной Германии много беженцев и трудно устроиться по специальности. Один мой знакомый, знавший Наумана, посоветовал поехать в Берлин. К счастью, он оказался прав, и теперь я довольна. Мне нравится магазин и шеф, кажется, понимающий человек...

— Шеф — волк, — заметила Ядвига, употребив, видимо, эпитет Джона. — Такому не попадайся в темную ночь!

— Мы и не таких видели. Все они волки, пока голодны. Но есть и на волка управа.

— А ты храбрая, — как я убеждаюсь.

— В этом мире, Яня, слабого загрызут волки. А у меня тоже зубы и хитрость рыси. Мужчины не лучше нас. У них есть своя слабость, о чем мы, женщины, часто совсем забываем. Я бы тебе советовала почаще вспоминать об этом, — недвусмысленно осмотрев с ног до головы Ядвигу, подмигнула Лена. — Я вижу, у тебя уже немало богатых клиентов...

— Ну что ты, Лена, — чуть смутившись, отвечала полька. — Мои клиенты не бреются и не покупают сувениров, в моем отделе нет даже жевательной резинки...

— Хорошо, я попрошу шефа, чтобы он дал и тебе резинку. А я соглашусь продавать швейцарские часики.

— Нет уж, оставь меня при часах. Может быть, я подзаработаю и уеду в Варшаву. А ты не хочешь возвратиться в Россию?

— Это не в моей власти. Да и опоздала уже: никто меня там не ждет, никого я не знаю и не помню...

Попрощавшись, они разошлись по своим квартирам.

Однажды Браун пригласил к себе в кабинет Джона Смита и в доверительной беседе спросил:

— Ты не заметил близости Наумана с этой русской Стрекозой?

— Нет, шеф. А что, у вас есть какие-то об этом сведения?

— С ней в Штутгарте работал приятель Наумана подполковник Мюллер. Он ее и рекомендовал нам. Скажу тебе по секрету: Стрекозу надо готовить серьезно и в далекое путешествие. А сейчас — изучение, изучение и еще раз изучение и самая строгая проверка на лояльность к нам. Нам, мой мальчик, нельзя ошибаться! Сам знаешь, сколько промахов было в прошлом... Мы слишком доверчивы. А немцы с нами не до конца откровенны: того и смотри генерал Гелен начнет засылать к нам свою агентуру. Эта старая бестия только внешне делает вид, что преданно служит Штатам.

Проходили дни, но Ядвиге ничего не удалось выведать о прошлом русской.

Из досье, которое Мюллер специальной почтой переслал Науману, было известно, что Елена Науменко в 1943 году находилась в лагерях для русских рабочих в районе города Альтенбурга. Там, в декабре 1943 года, завербована в качестве агента сотрудником ведомства Лоренца[2] оберштурмфюрером Теодором Фишером и до конца войны работала в картотеке штаба лагеря. После войны жила в Штутгарте. На деньги благотворительного общества окончила школу медицинских сестер. При содействии Фишера регулярно получала крупные партии американских «кэйр-пакетов»[3] и спекулировала ими. Затем работала в клинике доктора Рудольфа Краузе, где получила диплом фельдшера. Активно сотрудничала с ведомством Гелена...

Ознакомившись с досье Стрекозы, полковник Браун решил еще раз побеседовать с ней лично. Поводом к этому было и то, что она нагрубила преподавательнице радиодела Ирме, которая сказала, что Лена слабо работает на радиопередатчике, хотя раньше была в восторге от ее успехов.

Браун встретил Стрекозу приветливо, приготовившись вести деловую, непринужденную беседу.

«Здесь для тебя нет сейчас подходящей работы, — прощаясь, говорил ей в Штутгарте Мюллер. — Ты нужна в Берлине, на переднем крае. Там будет интересная работа, хорошая оплата и перспективная карьера. Такие люди, как ты, не должны сидеть без дела...» — вспоминала Стрекоза. А что скажет ей американский полковник, какую оценку даст ее прошлой деятельности?

— Мне сказали, что вы успешно закончили наши курсы? — ухмыляясь, поинтересовался Браун.

— Не совсем так, господин полковник. Фрау Ирма высказала недовольство моей работой на передатчике...

— Это все улажено. Она просто хотела от вас большего, — успокоил полковник.

— Тогда я в вашем распоряжении, господин полковник, и готова следовать туда, куда вы сочтете нужным меня направить... Надоело торговать жевательной резинкой. Вы, наверное, знаете, что я по специальности фельдшер.