Стражница - [99]

Должно быть, она начала задыхаться, будучи в забытье, и удушье вернуло ее в сознание. Кислород, попросила она невестку, но та не отозвалась. Кислород, просипела она, но невестка все так же не отзывалась. Альбина попыталась приподнять голову, чтобы увидеть, есть рядом с нею невестка или нет, – невестки не было. Куда она могла деться, прозвучало в Альбине стоном. Какое сейчас время суток, день или ночь, она не понимала: тяжелый сумеречный туман заполнял палату, и было им совершенно невозможно дышать. Помоги, ты где, помоги, задыхаясь, позвала она невестку еще раз.

В груди у нее, услышала Альбина, забулькало, словно там открыли отключенный от воды кран. Почему, почему невестка не возвращалась, куда она ушла так надолго! Альбина потрогала себя за нос – она была еще жива. Подергала себя за волосы – ей стало больно. Уперлась ногами в спинку кровати – и ноги сорвались, проскочили между прутьями. Она судорожно, быстро-быстро заперебирала ногами, стараясь снова упереться ими в прутья, ей необходимо было упереться, чтобы не умереть, дождаться невестки, но прутьев на месте не оказалось, и не оказалось кровати под ней, – она словно бы висела в воздухе, вернее, не висела, а как бы плыла в нем, раскачиваясь, подобно сорванному древесному листу. В недоуменной надежде, что это лишь обман чувств и кровать под нею сейчас обнаружится, она зибилась, задергалась изо всех сил, какие еще имелись в ней… но не было никакой кровати, и откуда той было взяться: она действительно летела по воздуху, увлекаемая сильной восходящей струей, громадный, похожий на воинский шлем выпуклый холм, на котором она стояла, остался далеко под нею и в стороне, буря улеглась окончательно, и, хотя небо было застлано мглистыми плотными облаками, сам воздух был ясен, чист, спокоен, видно окрест до горизонта, во все стороны, и на вьющейся тонкой бечевой нитью проселочной дороге со всею отчетливостью рисовалась крошечная человеческая фигурка, двигающаяся куда-то. А, вспомнилось ей, это ради него стояла она там, на том холме, увидеть бы его, понять, кто это. И словно она могла управлять несшим ее воздушным потоком, поколебав, поколебав ее невесомое тело на месте, он повлек ее вниз, пронес над холмом, на котором она стояла, над речкой, серебряные петли которой она видела прежде лишь издали, с высоты, над озерцом в тихой искристой ряби, над лесом, расчленившимся на деревья, над полем в бегущих волнах какого-то злака, подошедшего к зрелой поре, и дорога оказалась под нею – разбитая, унылая проселочная дорога русской лесостепи, пыльная и с глубокою, непроезжей колеей, а человеческая фигурка на ней была уже совсем близко – фигура, не фигурка, что-то в облике этой фигуры показалось ей прекрасно знакомым, близким, нужно бы увидеть лицо, ей не терпелось увидеть лицо… и она увидела.

Это был Он. Это, конечно, был Он, и кем еще мог оказаться человек на дороге! Это был Он, она не сомневалась, что это Он!

Ее поднесло к Нему совсем близко, и тут она увидела, что Он абсолютно слеп. Он шел, высоко вскинув голову, глаза его были широко раскрыты, Он шел, подчиняясь влекущей его силе, наугад, не видя дороги, и даже спутницы любого слепца – палочки – не имелось у него в руках. Пока она стояла там, на холме, она направляла его, ей сверху видны были все извивы дороги, все ее опасности, теперь Он оказался без нее, сам себе поводырь, и до поджидавшей его ловушки оставались считанные шаги!

Она закричала Ему изо всех своих сил, что Его ждет, она попыталась в судорожном броске дотянуться до Него, остановить Его, – и ей это удалось, но она была теперь бесплотна, она была, оказывается, самим воздухом, его летучими молекулами, и руки ее прошли сквозь Него, и голоса ее Он тоже не услышал…

– Ах, сестра-сестра, что же вы с утра за мной не пришли, раз она в таком состоянии. Зачем же полдня ждали, – с упреком сказал священник Альбининой невестке. – Тут каждый час был дорог. Уйдет, не дай Бог, теперь неприобщенной.

Невестка не ответила ему. Они со священником стояли в дверях палаты, и она смотрела, что делают врач и сестра с ее свекровью.

Когда она, попросив священника подождать около палаты, вошла вовнутрь, чтобы подготовить свекровь к предстоящему таинству, то застала ее лежащей на середине кровати, с запрокинутой головой, с ногами, далеко высунутыми между прутьями спинки и подогнувшимися в коленях, запавшие ее глаза вылезли наружу и быстро, беспорядочно двигались. «Мама!» – бросилась к ней невестка, но свекровь ничего не ответила ей, и только глаза вдруг остановились, и зрачки залили всю радужку.

Дежурного врача искали по отделениям минут десять. Это был молодой мужчина, он прибежал через минуту, как его нашли, и тотчас бросился делать массаж, а сестра по его приказанию принесла целую пригоршню разных шприцев. Потом врач взял один из шприцев, примерился и вогнал иглу между ребрами, чтобы ввести адреналин прямо в сердце.

– Ах, сестра-сестра, что же вы с утра за мной не пришли! – покачав головой, повторил священник.

Невестка снова ничего не ответила. Ей и нечего было ответить. Она не знала почему. Не шлось почему-то с утра. Никак не шлось. Не могла себя заставить.