Страж - [96]

Но больше всего Эзру шокировал ее живот: даже под просторной сорочкой было заметно, как он разбух. Всего лишь день назад ничего не было заметно, а сейчас Кимберли выглядела так, словно у нее в любую минуту могли начаться схватки. Когда же это произошло? И как это вообще могло произойти?

— Ты зачем встала с кровати? — вскочив с дивана, спросил обеспокоенный Сэм.

Эзра не мог понять, так ли шокирован отец, как он. «И вообще, — гадал Эзра, — как Кимберли способна стоять после того, как ей вкололи большую дозу снотворного?»

— Я должна пойти к нему, — сказала Кимберли, отбросив с лица прядь волос, прилипшую к ее покрытому испариной лицу. — Только он может это прекратить.

— Что прекратить? — спросил Сэм, подойдя к жене. — Эзра, вызови сестру.

— Огонь.

— Тут нет никакого огня, — сказал Сэм и бережно взял Кимберли за руку. И тут же, на глазах Эзры, отдернул руку и стал трясти ею так, словно обжегся.

Кимберли безумно расхохоталась.

— Я же тебе говорила!

Эзра должен был броситься к двери, позвать медсестру, но не в силах был пошевелиться, его словно гвоздями прибили к полу. Глаза Кимберли сверкали страшным блеском. Казалось, внутри нее медленно разгорается пламя.

— Что за чертовщи… — в страхе пробормотал Сэм, пятясь к выходу из палаты.

Кимберли наклонилась вперед. Она стонала и обнимала руками живот.

— Это должно прекратиться, — процедила она сквозь стиснутые зубы.

Эзра успел подхватить ее, иначе бы она рухнула на пол, и заглянул ей в глаза. У него было такое ощущение, будто он смотрит в жерло вулкана за секунду до начала извержения.

— Сестра! Доктор! Срочно сюда! — кричал во всю глотку набежавший в коридор Сэм.

— Убейте его, — выдохнула Кимберли.

Ее дыхание было жарким, оно обжигало лицо Эзры. В следующее мгновение Кимберли без чувств рухнула на пол. Рядом с ней упала капельница.

Эзра перевернул Кимберли на спину. Кожа у нее была горячая, как раскаленное железо. Эзра был готов поклясться, что ее желтыми пылающими глазами на него смотрит кто-то другой.

— Отойдите! — крикнул врач и оттолкнул Эзру.

Санитары вкатили в палату носилки.

— Господи Иисусе! — воскликнул врач и стал дуть на обожженные кончики пальцев.

— Убейте его, — стонала Кимберли, горячо и прерывисто дыша. — Не могу больше терпеть!

— Лед! Нужно положить ее в ледяную ванну!

Медсестры убежали.

Эзра, не в силах оправиться от шока, сидел на полу рядом с Кимберли. Вдруг тело Кимберли начало содрогаться в конвульсиях. Она вцепилась руками в живот с такой силой, словно хотела сама вырвать из своего чрева ребенка, притянула колени к груди. На пол хлынули струи крови.

Медсестра подала врачу шприц, но у того так дрожали руки, что он не смог сделать укол.

— Я… не могу!

Сестра забрала у него шприц и попыталась сама сделать инъекцию. На этот раз игла вошла в мышцу руки Кимберли, но она в очередной раз содрогнулась от боли и шприц отлетел в сторону.

— Нужно обездвижить ее! Давайте фиксаторы! — прокричала сестра.

Живот Кимберли распухал, надувался, как воздушный шар.

— Убейте меня! — вопила она в агонии. — Убейте меня!

Она выгнулась дугой, запрокинула голову и издала крик, полный боли, гнева и отчаяния. От этого вопля Эзра похолодел до мозга костей, и ему почудилось, что к этому крику присоединился другой голос, он мог поклясться, что слышал его. Этот приглушенный жалобный голос исходил прямо из чрева Кимберли.

Даже врач и сестра замерли в шоке. Значит, тоже услышали.

А потом Кимберли замерла в полной неподвижности. Ее тело распласталось на залитом кровью полу, веки сомкнулись, рот открылся. Кончики ее волос потрескивали, как живые оголенные электрические провода… но вскоре и это прекратилось.

— Полная остановка сердца, — констатировал ошеломленный доктор.

И Эзра понял, что даже если бы медицинская бригада взялась реанимировать Кимберли, у них ничего не вышло бы.

И еще он подозревал, что после всего, что довелось пережить Кимберли, она бы предпочла остаться мертвой.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

На протяжении дня Руссо мало чего ждал с нетерпением. Были быстрые инъекции морфия, который он вводил себе сам, нажимая на черную кнопку, лежавшую на кровати под его обгоревшей рукой рядом с красной кнопкой срочного вызова. Были сны, в которые он мог погрузиться. Ему снилось детство на окраине Рима, где он с друзьями лазил по древним развалинам. И еще были нежные прикосновения хорошенькой молодой медсестры по имени Моника.

Сегодня, меняя повязки, Моника рассказывала ему о своем вчерашнем свидании, а потом, нанося антисептические мази, поведала о последних новостях. Руссо нравилось смотреть в ее глаза, темные и яркие. Видимо, из-за того, что Монике приходилось постоянно работать с обгоревшими людьми, в ее глазах не было ужаса, когда она смотрела на Руссо.

— Доктор Баптисте сказала мне, — сообщила Моника, — что на следующей неделе вам начнут делать пересадку кожи.

— Да? — проговорил Руссо покрытыми черной коркой губами.

— Это хорошо, — заверила его Моника, осторожно приподняла его руку и нанесла свежую мазь на предплечье.

Боль все еще была очень сильная, и Руссо, нажав на кнопку, ввел себе очередную порцию морфия.

Моника заметила это и сказала: