Страж - [78]

— Все расходы будут оплачены.

Пермут довольно усмехнулся.

— Вы мне как-нибудь поведайте, пожалуйста, о своем спонсоре. — Он повернул вертящийся стул в сторону, похоже, был готов поскорее взяться за работу, но тут же снова повернулся к Картеру. — Скажите, а за все это я попаду в анналы науки?

— Чем смогу, помогу, — с улыбкой ответил Картер. — Вы мне, главное, результаты сообщите как можно скорее.

По дороге к больнице Святого Винсента Картер остановился у ларька с международной прессой и купил несколько итальянских журналов. И хотя он знал, что Руссо с большей радостью почитал бы журнал «Американский ученый», чем «Джи Кью» (мужской журнал), но пришлось довольствоваться тем, что было в наличии.

Когда Картер вошел в палату интенсивной терапии, его не на шутку испугала медсестра. Она сказала, что Руссо здесь больше не лежит.

— Его перевели, — добавила она. — Он в ожоговом отделении, этажом выше.

— Это значит, что он пошел на поправку?

Медсестра вздернула брови.

— Это ожоговое отделение, — лаконично ответила она.

Картер ее понял.

Когда он поднялся в ожоговое отделение, то обнаружил, что атмосфера здесь все же немного лучше. Не так холодно и страшно. Звучала негромкая попсовая музыка, стояло два автомата с кофе, водой и сэндвичами для посетителей. Картер увидел доктора Баптисте, выходящую из палаты в конце коридора, подошел к ней и спросил, сюда ли перевели Руссо.

— Да, мы перевели его сюда сегодня утром. Его состояние стабилизировалось, и вскоре мы сможем начать процедуры по пересадке кожи.

Картер вздрогнул. Заметив это, доктор сказала:

— Вы правы. Для него это будет не загородная прогулка. Если кто-то из его родственников хочет приехать и навестить его, сейчас для этого самое подходящее время.

— Жива только его мать, — сказал Картер. — А она сама очень больна и не сможет покинуть Италию.

Доктор Баптисте покачала головой.

— Если так, то ему очень повезло, что у него есть такой друг, как вы.

«Если бы она знала все, — подумал Картер с тоской, — если бы она только знала».

— Я могу навестить его? Я принес ему журналы.

Баптисте взглянула на журналы и сдвинула брови.

— Вряд ли это то, что бы доктор прописал, — усмехнулась она, — но я не возражаю.

Войдя в палату, он увидел, что Руссо там один. Он полусидел в кровати, рядом стояла тележка с пустыми тарелками и сдвинутыми в сторону алюминиевыми крышками.

— Здесь, — сказал Картер, обведя палату взглядом, — намного лучше.

Так и было. Цветы в вазе, репродукция с картины Ван Гога с изображением пшеничного поля на стене, а самое лучшее — большое окно с поднятыми жалюзи.

К сожалению, сам Руссо выглядел ненамного лучше. Не покрытая повязками кожа представляла собой жутковатую картину — смесь черных и красных пятен. Но теперь, по крайней мере, пластиковая шапочка, прежде накрывавшая голову Руссо, была сдвинута назад.

— Я тебе тут кое-какого чтива принес, — сказал Картер и осторожно положил журналы на кровать рядом с обожженной рукой Руссо. К руке он прикасаться не стал, боясь, что физический контакт по-прежнему противопоказан.

— Спасибо, — прошептал-прохрипел Руссо.

Картер подошел к окну. Вид из палаты открывался неплохой: улица прямо перед главным входом в больницу, по которой сновали машины, а дальше была видна почти вся южная часть города. Единственным, что отчасти заслоняло перспективу, было старое здание бывшего городского санатория с заколоченными окнами и ржавыми пожарными лестницами. Те из них, что уцелели, едва держались на полуразрушенном фасаде. Казалось, если в самом скором времени сюда не доберется машина для сноса зданий, дом может рухнуть от порыва сильного ветра.

— Ты… виделся с ним? — спросил Руссо.

С Эзрой.

— Да, виделся. — С чего же начать? — В одном я оказался прав — он действительно из очень богатой семьи.

— А что… он сказал?

— Он сказал, что верит тебе, в том смысле, что окаменелость ожила. — Картер говорил и сам не верил, что произносит эти слова. — Он сказал, что большинство ученых отличается закрытым сознанием, но что твое сознание открылось из-за того, что ты увидел.

Руссо застонал. Похоже, таким образом он выразил свое печальное согласие.

— Что еще… он… знает?

Этот вопрос был посложнее. Картер не был уверен в ответе. Но он знал, во что верил Эзра. А Эзра верил в то, что шла игра, в которой участвовали чрезвычайно могущественные силы, сущность которых еще предстоит понять. Но как он мог хоть что-то из этого объяснить Руссо? В особенности при том, что он сам мало что из этого понял или принял.

— Оказалось, что этот Эзра — вроде вольнонаемного библеиста.

Руссо это сообщение явно озадачило.

— Понимаю, — кивнул Картер. — Я сам не вполне уяснил, что к чему. Но если только я не свихнулся окончательно, то этот парень держит у себя в квартире подлинные свитки из района Мертвого моря и восстанавливает их. Он хотел, чтобы я помог ему с лабораторным анализом фрагментов.

Затем Картер описал рабочую комнату Эзры, рассказал обо всем, что он там увидел, упомянул о колокольном звоне, зазвучавшем сразу же после взрыва в лаборатории, и о том, что Эзра видит в этом не просто совпадение. Чем больше он рассказывал, тем безумнее это звучало даже для него самого, но выражение лица Руссо при этом не менялось. Казалось, он просто впитывает информацию, ничто не ставит под вопрос и пытается выстроить полученные сведения в какую-то собственную логическую схему. Когда Картер наконец умолк, чтобы перевести дух, Руссо поджал обожженные губы — вернее, то, что от них осталось — две черные полоски кожи, и выговорил: