Стратегия Византийской империи - [20]

Конечно, в этом особом случае возможно было гораздо лучшее решение. В одном сирийском источнике говорится, что гунны шли рейдом также вниз по Евфрату и Тигру, очевидно, не осознавая, что они приближаются к неприступной крепости с мощным гарнизоном, к «Царскому городу персов» (Ктесифон, примерно в 35 километрах к югу от Багдада):

«Персы погнали их и перебили весь отряд. Они забрали всю их добычу и освободили восемнадцать тысяч пленных»[68].

Решение состояло не в том, чтобы поступать так же: ведь персы настигли эту банду только потому, что она была слишком тяжко нагружена добычей и пленными; кроме того, гунны и сами облегчили им задачу, оказавшись слишком близко от главной части войска персов.

Решение было скорее иным: римлянам и персам нужно было прекратить свои распри или хотя бы временно отложить их, чтобы совместно расположить гарнизоны и перекрыть всего два прохода через Кавказские горы, в которых есть хорошие пастбища и где могут пройти большие табуны лошадей: Дарьяльское ущелье на границе современных России и Грузии, а также «Каспийские ворота» близ Дербента в нынешнем Дагестане, представляющие собою узкую полосу побережья между горами и Каспийским морем. Вместе пострадав, обе державы так и поступили, заключив «пятидесятилетний» мир.

Такими вот преимуществами на тактическом и оперативном уровнях, а также на стратегическом уровне театра военных действий, обладали гунны – первые степные конные лучники, достигшие Запада. У них было много последователей: это авары и их злейшие враги из первой степной тюркской империи, или каганата; булгары и хазары, отделившиеся друг от друга, чтобы основать собственные каганаты; мадьяры, печенеги, куманы и, наконец, монголы. Но у гуннов было неоценимое превосходство: неожиданность, причём не только стратегическая; неожиданность, так сказать, культурная, поскольку именно гунны стали первыми из схожих с ними кочевников, кто достиг Запада.

Процессы и личность: Аттила

Несмотря на всю свою силу, гунны представляли угрозу выживанию Восточной империи лишь до тех пор, пока ими правил Аттила (ок. 433–453 гг.), а после его смерти они опустились до уровня бродяжьих ватаг, грабителей и отчасти купцов. Объединив под своим началом разрозненные кланы гуннов и всех других, кто присоединился к ним добровольно или поневоле, Аттила придал элемент массовости их великолепным индивидуальным воинским способностям. Кроме того, он придал чёткое стратегическое направление их тактическим, оперативным и стратегическим преимуществам.

Правда, и под главенством Аттилы гунны оставались скорее участниками набегов, нежели завоевателями, но их набеги принимали такой размах, что могли представлять опасность для империи.

Возвышение Аттилы ясно описано у Иордана (и/или у Кассиодора, труд которого был основным источником Иордана):

Этот самый Аттила был рождён от Мундзука, которому приходились братьями Октар и Роас; как рассказывают, они держали власть до Аттилы, хотя и не над всеми теми землями, которыми владел он. После их смерти Аттила наследовал им в гуннском королевстве вместе с братом Бледою. Чтобы перед походом, который он готовил, быть равным [противнику], он ищет приращения [династических] сил своих путём братоубийства и, таким образом, влечёт через истребление своих к всеобщему междоусобию. <…> После того как был коварно умерщвлён [в 445 г.] брат его Бледа, повелевавший значительной частью гуннов, Аттила соединил под своей властью все племя целиком и, собрав множество других племён, которые он держал тогда в своем подчинении, задумал покорить первенствующие народы мира – римлян и везеготов[69].

Аттила объединил кланы гуннов под своей непререкаемой властью, применив несколько искусных приёмов, а именно: династическую легитимность (или по меньшей мере принадлежность к почтенной линии родства, поскольку гунны не были особенно привержены династическому принципу); равное и справедливое разделение доходов и военной добычи; и наконец, ту тщательно выстроенную манеру поведения, которую называют харизматическим лидерством. Из рассказа очевидца, дипломата и историка Ириска Панийского, который участвовал в византийском посольстве, отправленном для заключения договора с Аттилой в 449 г., видно, что Аттила пользовался особыми приёмами, призванными повысить его авторитет. Приёмы эти уже тогда устарели, но тем не менее оставались действенными; в сущности, такими же приёмами пользовались не так давно и другие «великие исторические фигуры». Обед только что начался:

Когда всё было приведено в порядок, пришёл виночерпий и подал Аттиле кубок вина. Приняв его, он приветствовал первого по порядку [здесь налицо порядок, определяемый статусом, а отсюда и состязание в статусе, рассудить которое мог один лишь Аттила]; удостоенный чести привета встал с места; садиться следовало лишь после того, как, пригубив кубок или выпив, Аттила отдавал его виночерпию.

Это была выпивка под наблюдением – как на круговых застольях у Сталина, когда он поддерживал равновесие сил среди членов своего двора, чередуя почёт и унижение.

Первым вошёл слуга Аттилы с блюдом, наполненным мясом, а за ним служившие гостям поставили на столы хлеб и закуски. Для прочих варваров [т. е. для военачальников гуннов] и для нас были приготовлены роскошные кушанья, сервированные на круглых серебряных блюдах, а Аттиле не подавалось ничего, кроме мяса на деревянной тарелке. И во всём прочем он выказывал умеренность: так, например, гостям подавались чаши золотые и серебряные, а его кубок был деревянный. Одежда его также была скромна и ничем не отличалась от других, кроме чистоты; ни висевший у него сбоку меч, ни перевязи варварской обуви, ни узда его коня не были украшены, как у других скифов [т. е. гуннских военачальников], золотом, каменьями или чем-либо другим ценным