Стратег - [29]

Сначала он примкнул к одному из отрядов, охраняющих днепровские пороги, в котором прослужил более десяти лет. Служил Корней-Кирилл храбро и честно, командовавший отрядом боярин даже планировал женить верного и удачливого полусотника на своей младшей дочери, но видимо не судьба. После окончания на Днепре навигации 1168 года, отряд ушёл на зимовку в Киев, где и попал под раздачу в княжеском мятеже[72]. Боярин погиб вместе с семьёй, а уже Лютому Кириллу удалось собрать небольшую банду из брошенных в Киеве князем Мстиславом дружинников и пробиться с ней в степь.

Подробности своих дальнейших похождений постарался умолчать, но по оговоркам Ричард понял, за что его половцы прозвали Рудным. Возглавляемая им банда просто вырезала всё живое, что встречалось ей на пути – от половецких кочевий, до княжеских отрядов. Смыслом их жизни стала месть. Потери, конечно, несли, но и пополнялась банда постоянно, слава о ней разнеслась по всем русским княжествам, а желающих за что-нибудь отомстить среди русов всегда хватало.

Так они и гулевали четыре года, на зиму отходя к союзным против половцев Аланам, где пропивали добычу, залечивали раны и с наступлением весны снова мчались в степь, поить свои клинки кровью. Однако всё в этой жизни когда-то заканчивается, закончилась и жажда мести у Рудного воеводы, собрал он однажды своих в круг, заявил, что пришла его пора подумать о душе и предложил наняться на службу к Византийскому Базилевсу. Пошли за Кириллом не все, но полторы сотни он с собой всё-таки забрал.

– И чем ты занимался на службе Базилевсу? – поинтересовался Ричард.

– Болгар воевали, сельджуков… Но чаще мятежи подавляли… Сир.

– И чем же это лучше для души? – удивился английский король.

– Службой, Сир. На службе у тебя приказ, а душа пусть болит у того, кто его отдал.

– Удобная позиция, – кивнул Ричард. – Хоть и спорная. Я предпочёл бы сам ответить за свои грехи, чем служить какому-нибудь проходимцу. А почему ты решил наняться ко мне?

– Наслышан о твоих славных деяниях, конунг, Сир. Уверен, что ты отобьёшь у агарян Иерусалим, и хочу в этом поучаствовать. Для души такая служба будет полезнее.

– Граф Алеппо сообщил мне, что русы признают тебя командиром.

– Не все, Сир. Черниговцы не признают, слишком много уже между нами крови.

– И сколько этих черниговцев?

– С примкнувшими к ним – считай половина, Сир.

– И кто ими командует?

– Боярин Никита Шатун. Хоть он и недруг мне, но воевода справный, Сир.

– Шпионы Базилевса среди вас есть?

– Если и есть, то осталось совсем немного. Тех, кто плохо таился уже перебили. Мы ведь когда узнали, что придётся пробиваться через султанат, решили, что нас послали на убой, вот и передавили поганцев. Не сомневайся, Сир. У нас есть счёты между собой, но Базилевсу мы больше ничего не должны.

– Ступай, воевода, я доволен услышанным. Передай своим чтобы отдыхали, а ближе к вечеру проведём смотр.

Когда за Кириллом Лютым закрылась дверь, Ричард повернулся к Спящему Леопарду.

– Вы поняли, о чём мы говорили, милорд?

– С пятого на десятое, Сир. Их язык похож на сербский, а мне два года назад довелось ими покомандовать, царствие им небесное.

– И какие у вас сложились впечатления?

– Их нужно разделить, Сир.

– Это очевидно, милорд, – усмехнулся английский король.

Сеньор де Сидон молча пожал плечами и пригубил вина, давая понять, что он уже всё сказал.

– Вам предстоит ими командовать, милорд, и я хотел бы услышать более развёрнутое мнение.

– Пока мне добавить нечего, Сир. Видно, что они не трусы и боевой опыт имеют, но учить их придётся совсем другой войне. К тому-же, и мне придётся учиться у них. А разделить их нужно не на два отряда, а минимум на шесть. По пустыне большими толпами не ходят.

– Вы будете ими командовать, вам их после и делить. А для начала мы их проверим не в пустыне. В Манбидже сейчас в гарнизоне всего три сотни сарацин, а ополчение ненадёжно, город на грани бунта. В Антепе[73] ситуация схожая. Если всё пойдёт как запланировано, ворота нам откроют изнутри. Тогда Эдесское графство будет лежать перед нами на блюде, уже приготовленным.

– А если ворота не откроют, Сир?

– Пограбим что можно в окрестностях и отступим. Но их откроют, милорд.

– То есть, на Багдад вы и не собирались, Сир?

– Собирался, но только что передумал. Об этом не знает никто, кроме вас и барона де Во, пусть так всё и останется, милорд.

– Полагаете возможной измену, Сир?

– Господь с вами, разумеется, нет. Измену возможной не считаю, а вот пустую, но вредную для дела болтовню считаю неизбежной. Запретить болтать я возможности не имею, поэтому и передумываю в последний момент. Вы меня поняли, милорд?

– Вы очень мудры, Сир.

Когда солнце пробежало по небосводу три четверти своего дневного пути, в поле возле Алеппо выстроились на смотр наёмники русы. Своими неравными сотнями, на приземистых степных лошадках, способных прокормится одной травой, в лёгких доспехах, скорее даже кольчугах с зерцалом, прикрывающим грудь и островерхих шлемах с бармицами, но без забрал. Треугольные кавалерийские щиты покрашены красным цветом с белым косым андреевским крестом, копья… скорее пики, мечи, или секиры, но главное – луки! Те самые составные луки из кости и дерева, проклеенного сухожилиями, которые сарацинами ценились как хорошие кони. Мдаа… Русы явно воюют не там и не за те интересы. Ричард, сопровождаемый Раулем де Лузиньяном, неторопливо проехался вдоль строя, всматриваясь в лица. Бородатые и усатые, чистые и посечённые, в них читался интерес и… пожалуй, надежда. Английский король подъехал к разворачиваемому священниками походному алтарю и спешился. «Насколько же проще работать с евреями. Они, по крайней мере, изображают вселенскую скорбь только до заключения сделки, а не когда уже всё оплачено». Львиное Сердце демонстративно проигнорировал недовольное пыхтение Антиохийского патриарха – «Знал бы ты, сволочь неблагодарная, чего мне ещё будет стоить твоё признание».