Стратег и зодчий - [94]

— Владимир Ильич, объясните, пожалуйста, почему «левым коммунистам» прощают их дела? Сколько у них ошибок было!

— Мы кондуитов не ведем, предоставляем возможность товарищам осознать ошибки, взяться за работу. Чем скорее они это сделают, тем лучше для них. Я как-то беседовал с одним путиловским рабочим, — Ленин подошел к Данишевскому, положил ему на плечо руку, — он убеждал меня, что настоящего коммуниста редко можно встретить. В каждом человеке, мол, чужие занозы. Я спрашиваю, как это понять. А вот как: дадут мне партийное приказание, а я против него — это, значит, во мне анархист проснулся; скажут мне — соглашайся на любые уступки с капиталистом, — если соглашусь, во мне еще меньшевик живет. Есть в партии люди, которые не выдавили из себя мелкобуржуазной гнили. Таким нужно лечиться, мы будем помогать. Будем требовать от каждого коммуниста сознательности в исполнении дела, дисциплины, укрепления единоначалия, жестокой борьбы с мелкобуржуазным анархизмом. Нам навязали войну, а на войне как на войне. Мы теперь партия воюющая…

19

Второе заседание Пятого Всероссийского съезда Советов закрылось под вечер 5 июля. Ленин вышел из театра вместе со Свердловым.

Июль плавил Москву. Ветер мел по улицам обрывки газет, шелуху семечек, сухую известь со стен. В пыльном сквере перед Большим театром толпились рабочие, солдаты, доносилась отрывистая речь, порою крепкие слова.

— Любопытно, о чем говорят люди? — Ленин кивнул Свердлову, приглашая подойти к одной из групп спорящих.

— Тут выход один способный — со всем миром не рвать, а герману войну объявить. Станет Россия богатющей державой, — неторопливо говорил кто-то скрипучим голосом, — половина Германии к нам отойдет, а так немцев приходится кормить.

— А ты воевал, дядя?

— Откуда такой воитель выискался?

— Ишь, сразу пол-Германии отхапал! — раздались иронические голоса.

— Оттель, откуда Россия хлеб берет, — невозмутимо продолжал говоривший.

— Что же в Москве оказался? Время-то страдное.

— Машу Спиридонову поддержать приехал.

— Вы смешками доброе слово не сбивайте, граждане-товарищи, — наставительно произнес другой седой спорщик, в поддевке и валяной шляпе, стриженный «под горшок».

— Мало того что Россию продали, теперь всю мануфактуру германцам отдают, — раздался из центра толпы визгливый голос. — Ленин говорил все — мир, мир. Все думали, будет мир, будет довольствие народу. А пришла осьмушка, и то раз в два дни.

— Подручные Спиридоновой стараются, — усмехнулся Ленин, отходя, — нужно настоятельно потребовать от нее публичного извинения в печати за клевету.

— И за сегодняшнее выступление, — добавил Свердлов.

— На роток не накинешь платок. Она депутат, имеет право давать характеристики.

— Но это возмутительно! Заявлять, что вы предаете интересы России.

— Яков Михайлович, подобную фразеологию мы с вами уже слышали. Тут важнее другое — что эта дама и ее друзья задумали. А в том, что они задумали совершить какую-то мерзость, я не сомневаюсь. По городу бродят левоэсеровские агитаторы и мутят народ. Сегодня, не откладывая, нужно созвать фракцию коммунистов — делегатов съезда и направить их в районы Москвы, главным образом в рабочие. Пусть они расскажут, что происходит на съезде, и не только расскажут… Мы обязаны предупредить рабочих Москвы, что левые эсеры снова добиваются разрыва мирных отношений с Германией любыми путями. Сборище истериков и авантюристов. Они рассчитывали на свое большинство на съезде — просчитались! Уверен, что большая часть съезда поддержит резолюцию большевиков. Во многих делегациях нет ни одного эсера.

— Вы уже успели изучить статистику съезда! — не скрывая удивления, воскликнул Свердлов.

На следующий день Ленин с утра работал в своем кабинете.

— Как реагируют на фабриках на выступления левых эсеров? — расспрашивал Ленин всех приходивших к нему. — Знают, что принята резолюция большевиков?

— Я был у ткачей, — рассказывал Дзержинский, — они прямо называют всех этих ораторов болтунами преподобной Марии Трехсвятительской.

— Почему Трехсвятительской? — удивился Ленин.

— На Трехсвятительском Центральный Комитет партии эсеров, — пояснил Дзержинский.

— Какой язык у нашего народа! Щедринский… Жара какая! Вчера Гиль хорошо сострил, что это эсеры своими речами подогревают июль.

— Если этим только и ограничатся, — заметил Дзержинский, — будет хорошо. Что-то «левые» замышляют, судя по разным вызовам их делегатов к Спиридоновой.

— Не закрывайте дверь, прошу, — попросил Ленин Дзержинского, выходившего из кабинета, — пусть хоть немножко просквозит. Какая-то Африка, а не Москва.

Ленин взял со стола папку с бумагами, подготовленную к очередному заседанию Совета Народных Комиссаров, стал просматривать материалы, представленные народными комиссариатами. Затем просмотрел текущую почту, перечитал проект Конституции РСФСР — ее предстояло утвердить сегодня.

«После этого левоэсеровской вольнице с ее областными правительствами и парламентами все пути будут отрезаны, — раздумывал Ленин. — Не понимают, что вчерашнее голосование показало. От них уходят многие члены партии… И среди руководителей явный раскол».

Раздумья прервал долгий звонок внутреннего телефона, соединявшего кабинет Ленина с кабинетом Бонч-Бруевича.