Страстное тысячелетие - [32]

— А другая жизнь существует?

— Другая жизнь существует, но, к сожалению, не для всех она дана. Чем скорее станут жить все по добру, тем раньше наступят те времена, что каждому дана будет новая жизнь, и она может стать вечной.

— А злым не дана будет новая жизнь, Учитель?

— Злым?.. Нет, злым не дана будет новая жизнь, злых не должно остаться к тому времени.

— Как хорошо все, что ты говоришь, Учитель!

— Да ещё бы вы поняли меня в полной мере — так было бы лучше. Но я и сам не знаю, как объяснить вам, ибо и я сам не все знаю.

— А тот, кто послал тебя — он знает все?

— Кто послал меня, конечно, знает много больше. Но это трудно объяснить… По сути я сам послал себя… Так уж сложилось.

— Ты не таков. Как все мы. Ты — бог?

— Я происхождением отличаюсь от вас, но я — сын человеческий. Хотя дух у меня иной, не земной.

— Небесный?

— Можно и так сказать. Хм… Небесный…

* * *

— Симон, как же это возможно — ходить по воде аки посуху?

— А ты так и не понял, Фома?

— Нет!

— Да потому, что он прежде дунул на воду и велел ей не волноваться и стать подобной тверди земной.

— Чудеса!!!

— А ты как думал? На то он и Пророк, чтобы чудеса творить.

— Надо бы это записать, да людям после сказывать.

* * *

— Учитель, скажи, как ты вернул меня к жизни? Ведь я помню — из меня столько крови вышло. Я должен был умереть.

— Но ты ещё не умер. Я кое-что знаю. В тебе ещё достаточно было крови. Раньше наступает обморок, а лишь затем — смерть. Ты так желал покончить со своей жизнью, что я не смог бы спорить с собой. Я просто помог тебе забыться есть такие жилки на теле человека, что коли их передавить, то человек потеряет сознание. После этого я спокойно забинтовал тебе руки и давал тебе питье и иные лекарства, пока ты и не помнил, что с тобой происходило.

— Значит, человека умершего можно воскресить?

— Не всякую смерть можно побороть, но то, что часто выглядит, как смерть, иногда и не смерть. Бывают такие болезни, которые лечатся без лекарств, хотя кажутся неизлечимыми. Бывают и такие виды смерти, от которых человека можно вернуть к жизни.

— И ты многих можешь воскресить?

— Если услышишь где, что человек только что умер, и меня успеешь привести, может быть мне и удастся этого человека оживить.

— Как же это?

— Если, например, захлебнулся человек только что и лежит, не дышит…

— Ну такой, уж точно, не встанет на ноги!

— Сам не встанет, но если ему помочь…

— Приподнять?

— Да прежде надо вылить воду, что в него вошла, а также вдуть воздух, да и если сердце остановилось, так и на грудь давить, но не так, чтобы ребра сломать, а понемногу и часто.

— А зачем дуть? Чтобы вдохнуть в него жизнь заново?

— Ну, вроде того — чтобы начал дышать.

— И ты сможешь оживить утопленника, Учитель?

— Попытаюсь каждый раз, а иной раз и получится. Если сразу его вытащат точно получится.

— И удавленника?

— Если сразу как только перестал дышать — так и удавленника оживить можно.

— Чудно!

— Если поверите мне и научитесь, то и вы сможете то же делать.

* * *

— Симон, как же это возможно — оживить покойника?

— А ты опять не понял, Фома?

— Нет!

— Да ведь сказал же он — дунуть надо ему лишь — и вдохнуть душу заново.

— Чудеса!!!

— А ты как думал? На то он и Пророк, чтобы чудеса творить.

— Надо бы это записать, да людям после сказывать.

* * *

— Учитель, значит, верно, что ты — посланец Господа, что нас спасет?

— Просите вы Спасителя себе, Мессию, Христа… Каждый из вас должен сказать себе: я — Христос. Я и есть спаситель.

— Ты — Христос, ты и есть — Спаситель…

— Да не я, Андрей, а каждый из вас должен понимать про себя: «Я — Христос. Кто, как не я спасет людей?»

— Никто кроме!

— В каждом должен быть Спаситель внутри, и если в каждом прибудет Христос — тогда все и спасутся.

— Пребудь же в нас.

— Почему ждете вы, что кто-то другой спасет вас?

— В чем же спасение?

— Спастись от зла в себе должен каждый. Для сына человеческого всё, что есть ценного на земле — это любовь ближних. Если этого нет — что заменит это? Никакие богатства мира не принесут счастья человеку, которого никто не любит. Что толку приобрести вещь, или много вещей, когда ради этого теряешь любовь и дружбу человека? Сколько сил мы тратим на то, чтобы добыть себе пропитание но разве хлебом единым жив человек? Разве голодный человек в окружении друзей не более счастлив, нежели сытый в кругу врагов? А если он для своей сытости обездолил кого-то разве не получил он врагов себе от этого? Если ты отнимаешь — так ты легко приобретаешь врага себе. Но если раздаешь, то не значит, что приобретешь друга. И давая, обидеть можно. Один обидится, что дал мало, другой — что дал много, а пуще обидятся на то, что другому дал больше того, что этому и тому. Для того, чтобы тебя любили, недостаточно быть справедливым или щедрым, для того же, чтобы возненавидели достаточно только быть скаредным и несправедливым. Так я говорю вам: истинно душу легче потерять, чем спасти, а тому, кто богат жалко богатства своего сильнее, нежели дружбы, ибо сладости дружбы и искренней любви он не ведает, а кто в его друзьях был — то многие по расчету. Богатства же своего он не пожелает лишиться ради дружбы. Не вкусить богатому небесного блаженства, которое состоит в примирении души со всеми.