Страстное тысячелетие - [23]

— Они хотят схватить тебя тайно, когда поблизости от тебя нет друзей.

— Ну так долго же они будут искать случая.

— Они же могут застать тебя в каком-нибудь доме, где ты ночуешь.

— Сейчас тепло, Петр, и мы ночуем под открытым небом.

— Если же они схватят тебя, мы все погибнем за тебя, Учитель!

— Нет, Петр, вы не сделаете этого.

— Учитель, без тебя наша жизнь нам не дорога.

— Петр, тебе не дороги те истины, которые мы вместе открывали?

— Учитель, как ты можешь так говорить? Твоё слово свято для нас!

— Так несите его людям. А если мы все погибнем, то каков итог?

— Учитель, что же нам — стоять и смотреть, как стражники хватают тебя?

— Именно, стоять и смотреть. А если вас станут обвинять в дружбе со мной, то отрекитесь и уйдите с миром, для того, чтобы в другом месте проповедовать мои слова.

— Никогда! Нет, Учитель, я не смогу отречься от тебя!

— А я говорю, что отречешься. И вот меня нынче вечером схватят, а ты ещё до второго крика петуха отречешься трижды от меня.

— Учитель, не тому ты нас учил и не дело ты говоришь!

— Молчи, Иуда!

— Нет, я молчать не буду! Ты хочешь сделать из нас предателей? Ты видишь в нас предателей, хотя никто из нас тебя не предал!

— Слова мои я и тебе повторю — если на то пойдет, то и ты меня предашь, но жизнь свою спасешь.

— Никогда! Я свою жизнь отдам за тебя, если потребуется!

— Ну, так значит, не тому я вас учил, и не верно вы меня поняли. Вы сотворили себе кумира из меня, сына человеческого!

— Но ты же Бог! Ты оживлял людей?

— Это вы ложные чудеса устраивали, чтобы у меня больше было учеников. Думаешь. Иуда, я не догадался, что дочь старейшины синагоги ты опоил зельем? Учил ли я вас обманом ловить души и сердца людей?

— Очень она мне нужна! Она сама виновата! Она украла у меня бутыль и пила из неё.

— А если бы она умерла? Грех этот был бы на твоей совести и на моей также.

— Нет, не грех это — воровке отравиться тем, что она украла — сама она и была бы виновата.

— О чем ты говоришь? Дочь старейшины — воровка? Уж верно, она решила, что это волшебное лекарство? Не ты ли её в этом убедил?

— С чего ты это взял?

— Отвечай, Иуда. Обманывал за моей спиной людей? Говорил, что я — Бог?

— Я не обманывал. Ты и есть — Бог. Ты видишь меня насквозь.

— Не совсем насквозь, но кое-что вижу. Не всё, что знаю о тебе, я рассказываю, Иуда.

— Ты знаешь? Что?… Так ты все-таки расстегивал мою одежду?

— Успокойся, Иуда, подойди и поцелуй меня.

— Ты надо мной издеваешься? Ты не хочешь быть со мной богом, не хочешь быть человеком, ты не желаешь быть мужчиной, ты стоишь надо всеми нами, и опускаешься ниже каждого из нас! Ты прислуживаешь последнему нищему, и бросаешь вызов царям и первосвященникам! Ты возносишься душой к светлым небесам и повергаешь нас во тьму своими загадками! Ты призываешь нас любить своих врагов и требуешь, чтобы мы предали тебя? Что если я послушаюсь и пойду, открою Каиафе место твоего пребывания? Почему ты играешь нами как кошка мышатами, ничего не говоришь до конца? Если ты сам сказал, что пришел с небес, почему ты запрещаешь мне рассказывать, что ты бог?

— Послушай…

— Я слушаю всю жизнь!!! Я все время кого-то слушаю, я кого-то люблю, я все время за кем-то иду, сначала это был брат, Иоанн, теперь это ты, завтра тебя убьют и мне опять нельзя будет умереть?!? И я буду слушать кого-то другого? Кого из них? Петра? Иакова? Кого ещё мне придется снова полюбить, чтобы затем потерять и отрекаться от него? Хватит!!! Я больше так не могу!!! Если миру суждено погибнуть, пусть он погибнет сегодня! Если тебя должны схватить пусть схватят сегодня. Я не могу жить в страхе за тебя! Я помню голову Иоанна! Если так будет продолжаться, я… Я…

— Иуда!

— Нет!!! Прочь!!! Хватит.

— Ты гонишь нас?

— Нет, оставайтесь. Уйду я. А вы — пируйте, если вам идет в горло кусок.

— Подожди… Я понял. Ты нарочно затеял ссору, Иуда. Что ты надумал?

— Ты хотел сегодня быть схваченным? Я помогу тебе.

— Это я виноват, прости меня, Иуда. Не будем ссориться.

— Ты уже сказал. Я сделаю всё, как Ты желаешь.

— Что именно?

— Как ты хотел.

— Ты предашь меня?

— Если будет надо.

— Иуда, как ты смеешь такое говорить!

— Одумайся, Иуда!

— Что он такое сказал, Учитель? Как он мог?

— Оставьте. Вы не понимаете. Это дело наше с учителем.

— Нет, Иуда, я не позволяю тебе. Такой жертвы не требуется. Я не смогу простить себе тебя. Я не смогу простить. Нет. Ты не должен.

— Жертва? Пожертвовать чем-то для Тебя — это счастье, Учитель.

— Остановись!

— Не останавливай меня.

— Ты будешь проклят друзьями! От тебя отвернутся потомки! Если они у тебя будут.

— Это не имеет значения. Ты будешь меня проклинать, Учитель?

— Я тебя люблю, Иуда. Останься. Не ходи!

— Сейчас в тебе говорит жалость ко мне. Это не верный путь. Я не терплю, когда меня жалеют. Хоть что-то я сделаю так, как считаю нужным сам.

— Остановись!

— Мы увидимся.

— Что он делает, что он делает! Иуда… Я скорблю о тебе. Ты выбрал не правильный путь.

— Во имя тебя, Учитель.

* * *

Я стою перед дорогими дверями храма. За этими дверями — первосвященники Анна и Каиафа.

Я никогда в жизни не открою эти двери.

Зачем я здесь?

У меня нет сил выполнить то, что задумано.

Я не смогу тебя предать, Иисус.