Страстная Лилит - [67]

– Вы не должны были его в это вовлекать.

– Дорогая мисс Лей, мы должны бороться за свои права.

– Почему должен страдать Уильям, если виноваты вы и ваши друзья?

– Всему виной система, которую мы хотим изменить.

Давид Янг был серьезным молодым человеком, настоящим идеалистом, искренне огорчавшимся, что это произошло – он был уверен в данном случае – с Уильямом из-за его близости с ним самим и его друзьями; в течение всего многомесячного пребывания Уильяма в тюрьме он регулярно навещал дом Мерфи.

Лилит уверяла, что он приходил повидать Аманду.

– Будь ты поумнее, – сказала она Аманде, – ты бы вышла за него замуж.

– Замуж за него?! Он не предлагал ничего подобного!

– О, ему можно было бы намекнуть. Мужчина хочет быть уверен в дружеском расположении, прежде чем он спросит об этом.

– Я убеждена, что ты совершенно не права, – ответила Аманда.

– А я убеждена, что я совершенно права. Что с нами будет, Аманда? Ты думала когда-нибудь об этом? Не можем же мы прожить так всю нашу жизнь. Что будет, когда ты состаришься и не сможешь шить сорочки?

– Но я не могу так просто выйти замуж. Ради того, чтобы избежать подобного замужества, я убежала из дому. А почему бы тебе не последовать собственному совету? Почему ты не выходишь замуж за Сэма Марпита?

Лилит смотрела на нее во все глаза и удивлялась, что она не понимает. Она пожала плечами и на какое-то мгновение стала той юной Лилит, которая сердито смотрела на Аманду, лежа на пуховой постели.

– Ты, – с презрением сказана она, – ты ужасная незнайка. Вот ты кто.

* * *

Уильям вернулся домой лишь зимой. Давид Янг привез его на извозчике, относясь к нему как к мученику.

Произошедшие с Уильямом изменения стали более очевидными, когда он вернулся в мансарду. Уильям находился в каком-то ужасно лихорадочном состоянии; несмотря на физическое недомогание, он был в приподнятом настроении. Уильям страдал и понял, что он был рад, что страдал; потому что в роли страдающего заключенного было больше достоинства, чем в какой бы то ни было другой возможной для него тогда роли.

– Скоро, – говорил он, – я снова буду зарабатывать.

Но здоровье его не поправлялось; более того, оно ухудшалось. Давид Янг стал бывать у них чаще, чем прежде.

– Тебя не забудут, – сказал он Уильяму. – Однажды станет известно, что ты был отправлен в тюрьму не за продажу тех глупых листков – их продавали сотни людей, и на них не обращали внимания, – а потому, что осмелился выступать в защиту бедных.

Давид Янг ходил по мансарде с горящими глазами и сжатыми кулаками.

– Мы должны добиться избирательного права для трудящихся. Почему не может каждый человек иметь возможность выбрать того, кто будет представлять его в парламенте? Первый билль о реформе парламента не решил вопроса. Мы должны добиться избирательного права для тех, кто не платит ежегодную десятифунтовую ренту, как и для тех, кто платит. Мы должны добиться одинакового жизненного уровня.

Уильям слушал с сияющими глазами, и Аманда чувствовала, что он оживал во время визитов Давида Янга. Сама она тоже заинтересовалась теориями Давида; он казался таким милым молодым человеком, таким бескорыстным, стремящимся жить не для себя, а ради блага других. Ей бы хотелось, чтобы такое впечатление о мистере Янге не изменилось; она хотела бы относиться к нему так же, как Уильям.

В один из тех дней Давид уговорил ее оставить свою работу и поехать с ним погулять в Креморн-парк.

– Аманда, – заговорил он с ней во время прогулки по аллеям, – вам не следует жить там, где вы живете.

– Никому из нас не следует находиться там, – ответила она.

– Вас это особенно касается.

– Но ведь вы говорите, что мы все равны. Чем же я отличаюсь?

– Вы знаете чем. Вас воспитали для другой жизни. Поезжайте и поживите с моими родными в загородной усадьбе.

– Если я побуду у ваших родственников, это не изменит моего положения, – сказала она. – Я должна буду вернуться в мансарду шить сорочки.

– Возможно, вам и нет надобности возвращаться в мансарду, – продолжал он.

И она представила себе жизнь в уютном доме, уединение и десятки преимуществ цивилизации, которые она оценила лишь после того, как потеряла их. На какой-то миг она поддалась искушению. Он не так высокомерен и не такой собственник, как Энтони; но ведь она его не любила. Если бы она стала теперь искать легкий выход из положения, ее победа над прошлым была бы неполной.

– Подумайте об этом. Вам не следует там оставаться. Это место не для вас.

– Вы очень добры, но я думаю, что и вы полагаете, что у богатых одни права, а у бедных – другие... по крайней мере у тех, кто был богат прежде.

Он вспыхнул.

– Мы говорим о разных вещах, – возразил он.

Уильяму оставалось жить недолго. Он это знал; знали это и Аманда, и Лилит.

Именно потому, что он это знал, он решился сказать Аманде о своих чувствах к ней. Случилось это однажды после полудня, когда он лежал на матрасе в своей комнате в мансарде, а она пришла туда с шитьем.

Оправившись после приступа кашля, он сказал:

– Мне уже никогда не поправиться. Она возражала, но он покачал головой.

– Нет, – продолжал он. – Не поправиться. Мисс Аманда... я надеюсь, что вы правильно поступили, приехав вот так в Лондон. Одно меня заботит, что с вами будет.