Страсти у вулкана - [2]

Это сейчас город протянулся далеко вниз по реке, а раньше здесь была одна только сейсмическая станция, которая наблюдала за Ойдагом, спящей горой. Но когда сюда приехали первые сейсмологи, здесь уже жила Гельхиадиха, и она уже была старухой.

Вулкан и не думал просыпаться, а люди начали обустраиваться. Они привезли самых близких и любимых родственников, потом — не совсем близких и не совсем любимых. Затем к ним приехали просто знакомые, осели проезжие туристы. Люди перегородили реку, построили школу, больницу, кинотеатр, рестораны и закусочные, много магазинов.

Со скоростью света город стал спускаться вниз по реке, как будто горы и долины, сплошь покрытые вековыми лесами, только этого и ждали. Снежные вершины с ледяным спокойствием наблюдали за людьми, и вежливые улыбки таили их уста: они знали, что у них есть Ойдаг.

И когда устанут они, то вместе с ними устанет и он. А потом он вздохнет и слегка потянется.

И этого будет достаточно. На город сойдут камни, и в мире наступят небольшие перемены. А потом все опять вернется на свои места.

Наш дом стоит на краю города. Вернее, он второй от начала, дальше нас лишь дом Гельхиадихи, а за ним — пустошь, поросшая маленькой травкой, точного названия которой никто не знает, каждый зовет ее по-своему. А дальше — поворот реки и густой лес, наползающий на горы.

На повороте реки есть тихая мелкая заводь, но сама река быстрая и холодная, она сбегает прямо с гор. По весне тают снега, вода доходит до самых палисадников, но выше — за ограды, к домам, никогда не поднимается, это проверено годами.

А в заводи никто не купается, она заколдована и все тут.

Лес разделяется рекой на две половины. Наша половина леса все больше вырубается, город лезет на гору. А чтобы попасть в ту половину леса, что за рекой, надо изрядно проехать к центру города до самого моста.

Наши прадеды и прабабки были одними из первых молодых мечтателей, которым не сиделось под теплыми крышами родителей, и они примчались в эти затаенные места радостно бороться с трудностями, покорять природу, нападать на лес и воевать с рекой. Они основали местное кладбище, заложили первый церковный камень, построили мост через реку.

А потом они написали на искусственном пергаменте пожелания и наставления потомкам, положили пергамент в какую-то нержавеющую колбу и закопали ее на самом видном месте, которое и так было всем прекрасно видно, а потому это место никто не додумался нанести на карту города.

Но город рос, все изменилось, и никто не успел опомниться, как все напрочь позабыли, где это видное место сейчас находится. И теперь оно — то ли под зданием больницы, то ли под зданием муниципалитета.

Добавлю, что сейчас весь город мечтает переехать куда-нибудь еще, да что-то держит людей именно в этом месте. Среди сосен и лесов, у подножия самого настоящего вулкана.

Наши родители владеют небольшим фотоателье в центре города. Я знаю, что в молодости они мечтали снимать полнометражные фильмы и быть прославленными режиссерами.

Но сейчас эти мечты остались где-то так далеко позади, что, думаю, если кто-либо напомнит об этом моим родителям, они даже не сразу поймут, о чем, собственно, идет речь.

— В жизни надо выбирать главное, — обычно говорит наша мама, — а главное, что у меня трое детей, добрый и понимающий муж, и мы живем среди изумительной природы.

И она начинает восторженно смотреть на покрытые лесом горы, которые видны из каждого окна нашего дома.

Мама всем своим видом показывает, что жизнь в маленьком провинциальном городке — это ее собственный моральный и духовный выбор. И что все жители загазованных мегаполисов спят и видят, как бы переехать поближе к эдакой красоте, да только никак не могут найти время, чтобы это сделать.

Меня зовут Энни, мы с Миной близнецы, но совершенно не похожи друг на друга. И люди обычно бросают свои важные дела и кидаются изучать в нас окончательные следы различия, внешние, психологические, ну хоть какие-нибудь, любые.

Людям свойственна радостная вера в то, что чудес не бывает, симметрии не существует, похожих людей они рассматривают как природную аномалию.

Третью нашу сестру зовут Анной, и ее взгляды на этот мир всегда были непроходимо далеки от наших с Миной. Мы никогда не держали с ней общей точки зрения на один предмет, то, что считали нормальным мы, не могла принять она, а то, что считала правильным она, было выше нашего с Миной понимания.

Мы с Миной обычно любили повергать ее в стойкое изумление какими-нибудь обыденными фразами типа: «Жизнь — это большой диалог с межзвездным пространством». Это надолго выбивало нашу Анну из колеи ее сиюминутных размышлений.

Зато Анна всегда была на стороне наших родителей, она считала нас с Миной малыми детьми, а себя — уже уставшей от жизни мудрой тетей. Хотя нам с Миной было уже шестнадцать лет, а Анне — всего лишь восемнадцать.

В детстве мы с Миной были водой не разольешь, но потом начали отдаляться друг от друга, это закон, с ним ничего не поделаешь. Никто не будет с упоением торчать рядом с вами всю вашу жизнь, разделять взгляды, поддерживать начинания, радоваться успехам, хвалить по пустякам. Никто и никогда не согласится с вами, что он не так понял вас, предал, подвел. Никто и никогда не поймет вас так, как понимаете себя вы сами. Никто не пойдет вам навстречу и не полюбит вас, как себя самого.