Меня зовут Доминик Соланг. Я живу на берегу океана и могу пить кофе по утрам, свесив ноги прямо в этот океан.
Наш город находится на краю мира. Здесь дома в беспорядке разбросаны по побережью, как будто тот, кто однажды сотворил вселенную, просто вытряхнул их из своего мешка изобилия, даже не задумываясь о том, как они тут расположатся. У нас есть соседи справа, слева, «подальше» и совсем «далеко», как выражается моя бабушка Аманда.
По утрам солнце всходит прямо из-за океана и властно заглядывает в окна домов, а по вечерам оно скрывается где-то далеко за городом. Бормотание океана не прекращается ни на минуту, он не дремлет ни днем ни ночью, мы привыкли к его постоянному присутствию.
По берегу всегда рассыпано неопределенное количество человеческих тел — на шезлонгах и под зонтиками, занимающихся бегом, прыжками в длину и пляжным волейболом. Мы можем наблюдать за ними прямо с веранды нашего дома.
У меня есть мама, но так получилось, что моим воспитанием занимаются тетя Бетси и бабушка Аманда. Мама — известный в определенных кругах археолог, и поэтому все эти черепки, горшочки и вазочки очередной древней эпохи, а также фотографии каких-то доисторических чудовищ для нее гораздо важнее переживаний, размышлений и достижений собственного ребенка. Так обычно говорит моя бабушка Аманда.
— А чем бы вы с Бетси тогда занимались, если бы у вас на руках не было Доминик? — недоуменно спрашивает мама.
Бабушка Аманда и тетушка Бетси начинают горько вздыхать и притворяться, что их жизнь не удалась.
— Ну-у, — они начинают смотреть по сторонам и выискивать трагедию там, где она и близко не лежала, — не переживай, мы бы нашли чем заняться.
— Ну-ну? И чем же?
— Ты уже забыла, что твоя сестра так и не стала знаменитой актрисой? — приходится лишний раз вспоминать бабушке Аманде.
— Ой, я вас умоляю, это даже уже неинтересно!
Мама уходит в свою комнату, где она молится и поклоняется какому-нибудь очередному неизвестному божеству, бабушка Аманда в этом уверена.
Итак, меня зовут Доминик, и я люблю яркое солнце, горячий песок и гладь океана. Я могу часами смотреть, как набегает волна на волну, или, закрыв глаза, чувствовать дуновение ветра на лице и делать вид, что задремала на берегу.
На самом деле я не могу спать, когда надо обдумать столько прекрасных вещей, столько восхитительной ерунды, которой заполнен каждый мой день, как говорит моя тетя Бетси. Она знает, что я никогда не сплю на берегу.
Я люблю укутанный снегом лес, пушистые сугробы по колено и большие хлопья снега, неслышно падающие на мир. Но снег в наших теплых краях бывает очень редко.
Я люблю огонь в камине, лежать на пушистом ковре и читать все, что под руку попадется. Или же слушать рассказы тети Бетси о жизни и даже — поучительные монологи бабушки Аманды о необходимости праведных поступков.
На прошлой неделе от меня ушел жених. Он прочел мой дневник, не нашел своего имени на его страницах и умно понял, что в моей душе не отведено для него решающего места.
Тетка Бетси сказала, что глупее предлога для расставания она еще не видела. А я долго думала и в конце концов признала, что все давно шло к такому логическому концу.
Нас связывала одна привычка, мы стояли на месте и боялись перевернуть мир. Несмотря на молодой возраст, мы уже напоминали примирившихся с действительностью супругов, которым лень даже приготовить друг другу чашку чая.
Так что сейчас, когда я уже почти перестала думать о разрыве и могу быть уверена, что в мой дневник никто не заглянет, я сегодня же запишу в него две фразы. Вот они:
«Что бы я ни делала и где бы я ни была, мне всегда кажется, что за мной наблюдает голубоглазый принц. Идут годы, у нас с ним разные жизни, нас окружают разные люди, но незримо он всегда рядом со мной».
На этих мыслях меня прерывает дядя Санди.
— Доминик, — говорит он мне, — ты вовсе не спишь, я давно за тобой наблюдаю.
Я чувствую, что он ложится рядом, песок справа от меня приходит в движение.
— Я очень даже крепко сплю, — говорю я, и мы с ним начинаем долго заговорщицки хихикать.
Я люблю дядю Санди. Он — наш сосед справа, друг детства моей мамы и тети Бетси и вообще один из близких людей нашей суматошной семейки.
— Только не разговаривай с ней о Маркусе! — кричит тетя Бетси. — Она еще страдает.
Да, тактичности ей не занимать. Санди удивленно поднимает одну бровь.
— Ты собиралась выйти замуж за человека по имени Маркус? — спрашивает он.
— Что ты, он не любил меня так, как надо.
— А как надо?
— Меня надо любить до комка в горле или, на худой конец, до боли в сердце. Другие отношения мне не нужны.
— А он как тебя любил?
— Меньше. Много меньше своей бейсбольной перчатки.
И мы с дядей Санди вновь заходимся смехом.
— Ты все-таки спросил ее о Маркусе! — сердито говорит тетя Бетси.
— Я должен быть в курсе ее душевных метаний!
— Что бы вы, мужчины, понимали в душевных метаниях! — фыркает тетя Бетси.
— Санди все понимает в женских метаниях, — говорю я.
— Зови его дядя Санди, сколько тебе говорить!
— Я привыкла звать его по имени.
— Ты уже выросла, оставь эти детские штучки!
— Девочки, не ссорьтесь из-за меня!
— Вот еще. Из-за тебя! Мы ссоримся на предмет воспитания.
