Страсти по Уич-стрит - [5]

— Простите, сэр. Его сиятельство покорнейше просит Вас пройти к нему в библиотеку.

Лоус-Парлби оглядел посыльного, сердце у него екнуло. Необоримая тревога навалилась на адвоката. Что-то шло не так, но в то же время все было так глупо, так пустячно! В крайнем случае, он всегда мог извиниться. Уверенно улыбнувшись Адели, Лоус-Парлби ответил:

— Что ж, разумеется, с удовольствием. Прости, дорогая.

Он последовал за внушительным слугой. Едва ступив на ковер в библиотеке, адвокат понял, что его самые худшие опасения подтверждаются. На мгновение ему показалось, что лорд Вермеер один, но затем он заметил сжавшегося в кресле в углу, как кусок скомканного пергамента, старого Стивена Мансарда. Лорд Вермеер взял с места в карьер. Стоило двери закрыться, он взревел:

— Ты что творишь?

— Прошу прощения, сэр. Боюсь, я не совсем понимаю. Если Сэндимэн…

— Сэндимэн уехал.

— Как жаль.

— Жаль! Да уж, тебе должно быть жаль! Ты оскорбил его. Мой будущий зять оскорбил его в моем же доме!

— Мне очень жаль. Я не думал…

— Не думал! Сядь. И попрощайся с мыслью о моей дочери. Ты нанес непростительное оскорбление не только ему, но и мне.

— Но я…

— Помолчи. Известно ли тебе, что правительство собиралось заключить с этим человеком более чем выгодное соглашение? Известно ли тебе, что дело было практически решено? Уступки, на которые мы намеревались пойти, стоили бы казне тридцать миллионов фунтов, и это еще дешево. Слышишь меня? Это еще дешево! Баккан — одна из самых уязвимых окраин Империи. Зона постоянного риска. Если какая-то сила сумеет узурпировать власть — а, заметь, проклятый район уже бурлит от этих новых веяний — ты знаешь, о чем я, — мы и глазом не моргнем, как весь восток окажется в огне! Индия! Силы небесные! Контракт, о котором мы говорили, предотвратил бы опасность. И вдруг, болван, появляешься ты и оскорбляешь человека, чье слово решало все!

— Позвольте, сэр, откуда мне было знать…

— Неоткуда! Но ты, бестолочь, превысил все пределы. Оскорбил его из-за какой-то чуши — и это в моем доме!

— Он сказал, что знает, где Уич-стрит. Но он ошибался. Я поправил его.

— Уич-стрит! Да катись она к дьяволу! Тебе следовало согласиться, скажи он даже, что Уич-стрит на луне! Твоему поступку нет оправданий. А еще лезешь в политику!

Изрядный цинизм последней фразы остался без внимания. Выбитый из колеи Лоус-Парлби промямлил:

— Сожалею.

— Меня не интересуют твои сожаления. Я хочу действий.

— Каких, сэр?

— Ты поедешь прямо к мистеру Сэндимэну, найдешь его и извинишься. В конце концов, признаешь его правоту насчет Уич-стрит. Не сегодня вечером, так завтра утром. Даю тебе времени до завтрашнего полудня. И если к тому моменту ты не принесешь мистеру Сэндимэну достаточных извинений, ноги твоей не будет в этом доме, и свадьбе не бывать. Более того, я употреблю все свое влияние, чтобы выгнать тебя из профессии, которую ты опозорил. Можешь идти.

Потрясенный и ошарашенный, Лоус-Парлби вернулся в свою квартиру в престижном Найтсбридже. Перед тем, как что-то предпринять, следовало поразмыслить. Лорд Вермеер отложил казнь до завтрашнего полудня. Ночь отводилась на то, чтобы обдумать извинения. Испытанию подвергалась сама его сущность. Лоус-Парлби знал это. Он стоял на распутье. Где-то глубоко в его сердце бушевала ярость. Идти ли на сделку, когда цена успеха — душа? Происходящее было так банально — всего-навсего спор о местонахождении улицы, которой уже нет и в помине. Как сказал лорд Вермеер, что им вообще за дело до этой Уич-стрит?

Конечно, ему надлежало извиниться. Эта нужда была адвокату поперек горла, но стоило ли жертвовать всем из-за никчемного спора об улице?

Дома Лоус-Парлби облачился в халат и, раскурив трубку, устроился у камина. В тот момент он отдал бы все за собеседника — хорошего собеседника. Как славно было бы обсудить все…с женщиной, понимающей и сочувствующей. Перед глазами возник образ Адели, лыбящейся в ожидании Токкаты, и в душу его вновь закрались сомнения. Адель…Та ли это женщина? В самом деле, любил ли он Адель? Или все это…фарс? Может, вся жизнь — фарс, игра юристов, политиков, человеческая комедия?

Огонь почти погас, а он все сидел, погруженный в мысли. Одна за другой являлись ему пугающие картины будущего. Глубоко за полночь он внезапно тихо выругался, поднялся и подошел к бюро. Вооружившись ручкой, адвокат написал:

«Дражайший мистер Сэндимэн,

Приношу Вам свои извинения за проявленную мною грубость. Такое поведение неприемлемо, тем более что, как я теперь убедился, Вы были полностью правы относительно местоположения Уич-стрит. Не представляю, как я мог допустить подобное. Нижайше прошу меня простить.

Сердечно Ваш, Фрэнсис Лоус-Парлби.»

Закончив письмо, он вздохнул и отправился в постель. Вероятно, кому-то покажется, что на этом все и закончилось. В сознании, однако же, обитают такие демоны, которых очень нелегко усмирить. Именно они заставили Лоуса-Парлби пролежать полночи без сна. «Все это глупость, и только!» — убеждал он себя. Но демоны плясали вокруг кровати и внушали ему, что у всякой медали две стороны. С одной стороны — видимость, а с другой — что-то, что стоит за всем, что-то глубокое, первородное, выразимое лишь одним словом — правда. Если бы только он действительно любил Адель…Если бы только он не был так уверен, что он прав, а Сэндимэн ошибается…Почему он должен признавать, что Уич-стрит была там, где ее никогда не было? «В конце концов, — говорил один из демонов, — разве в карьере счастье? Смирись с этим, и мы дадим тебе уснуть».