Страсти по Марии - [10]

– Вы так думаете? – игриво спросила она.

– Я в этом более чем уверен.

Клод обнял ее за талию, как если бы собирался пригласить на танец, слегка склонился, и губы его прикоснулись к шраму на ее плече, потом обожгли жаром ее шею. Рука его переместилась с талии на грудь. Мария видела, что муж не в силах противиться желанию, и почувствовала, как и ее тело отозвалось на этот зов. По спине, прелюдией к страстному желанию, пробежала дрожь. Клод был хорошим любовником, и в ожидавшем ее удовольствии Мария не сомневалась. Она выскользнула из его объятий, взяла за руку и увлекла за собой.

– Значит, и в самом деле пришла пора нам уединиться, раз у нас даже не возникает желания устроить представление!

И они устремились в спальню, будто молодые влюбленные, которым предстояло спешно подыскать себе убежище в стоге сена.

Глава II ПОЛНОЧНАЯ ВСАДНИЦА

Тот новогодний праздник в Дампьере стал для Марии своего рода омовением в живой воде. На несколько дней позабыла она о политических кознях, о планах отмщения и жажде реванша, ощущая себя вновь обретшей семью молодой женщиной и хозяйкой дома, главной заботой которой были гости и неизбежные по этому поводу хлопоты.

Наутро первой после разлуки с мужем ночи она вдруг открыла для себя, что в действительности продолжает любить своего мужа. Нет, ни страстью, испытанной ею по-настоящему лишь однажды с Холландом – при воспоминании о нем она и теперь вся трепетала, – нет! Она принимала глубину чувства Клода, на все готового, лишь бы не потерять ее, сносившего любые ее выходки, для счастья которому достаточно было просто держать ее в своих объятиях. Она вспоминала собственное обещание, данное ею на следующий день после бракосочетания с ним, сделавшим ее герцогиней Лоренской и тем укрывшим от опалы: доставить мужу как можно больше счастья и, насколько это возможно, оградить от последствий своих поступков в будущем. Хотя и тогда уже она понимала, что не сможет оставаться верной ему, так же как и не сможет отказаться от интриг, которыми безнадежно была больна.

Счастлива была она и встречей с детьми, в особенности с сыном, которым бесконечно гордилась. В отличие от дочерей, в чьих судьбах главным было удачное замужество, а потому к ним она относилась снисходительно, преждевременно ставший графом Людовик подавал вполне определенные надежды.

Прибывавших в Дампьер гостей принимала она с искренней радостью, ибо с собой принесли они незабываемый дух двора, приблизиться к которому ей не было дозволено. В первую очередь Лорены: самая верная ее подруга Луиза де Конти, сестра герцога де Гиза, с давним и тайным своим супругом Франсуа де Бассомпьером. Красота Луизы была неподвластна времени, да и слывший некогда грозным обольстителем Франсуа сохранял шарм, стройную фигуру и вкус к жизни, которым многие могли бы позавидовать. К тому же они друг друга любили, и не заметить это было невозможно.

Меньше привязанности питала она ко второй чете: Людовику де Роан-Монбазон, графу де Геменэ, и его жене Анне Роанской, дочери вечно бунтующего предводителя протестантов. Несмотря ни на что, то была прекрасная пара: Анна была ровесницей Марии, он – на два года старше, она – красавица, он не то чтобы неказист, но с первого взгляда облик его не запоминался, она – неугомонная, живая, словоохотливая, склонная к интригам, он – само спокойствие, можно сказать, воплощение невозмутимости. Понимали друг друга они не всегда, что, однако, восполнялось в них светским лоском.

Ну и, наконец, «молодожены» из соседнего с ними замка де Рошфор, те представляли собой трудно вообразимое несоответствие. Он – седеющий старикашка, брюзга, посредственность которого порой трудно было отличить от идиотизма. Она – в сиянии своих восемнадцати лет была сама прелесть: кокетливая, откровенно чувственная, но не терявшая при том очарования, державшая своего супруга в руках словно собачонку на поводке. Она тут же обворожила Марию, в свою очередь сама не устояв перед чарами хозяйки, и семейный праздник обернулся соперничеством в красоте четырех женщин.

Верный старой немецкой традиции, издавна чтимой в Лорене, Бассомпьер увлек всех во двор замка к установленной там большой елке, и все украшали ее свечами, лентами, серебряными звездами и золочеными орехами. В камин парадного зала заложили «рождественское полено» – толстый сук старого вяза, – которое хозяин дома окропил святой водой и торжественно поджег, перед тем как все отправились на полуночную мессу в храм, где господа вместе со слугами и крестьянами пели старинные, дошедшие до них из глубины веков песнопения. Затем вместе с престарелым кюре все вернулись к накрытым в замке столам, ломящимся от снеди, которой хватило бы на всю округу, и начался пир, принять участие в нем по заведенному обычаю мог любой пожелавший. Заканчивали празднество взаимными подарками.

Получился по-настоящему прекрасный праздник под холодным, но ясным звездным небом, веселились все по-детски беспечно, радуясь тому, что собрались вместе.

Для молоденькой Эрмины этот праздник стал откровением. Конечно, и у них дома праздновали Рождество, только не довелось ей ранее видеть ничего подобного. Впервые в жизни ее облачили в бархат, атлас и кружево, на ней была даже шляпка из прекрасного зеленого фетра, отороченная рыжеватым, в тон ее волосам, мехом. Помимо того, в подарок от герцогини досталась ей украшенная жемчугом и небольшими изумрудами брошь на шляпку, а от герцога – золотая, тоже с жемчугом, цепочка – настоящее сокровище, и Эрмина горделиво демонстрировала подарки.