Страсти по Луне - [25]

Сначала супруги жили в Берлине, потом в Америке, а с 1961 по 1977 год избрали местом своего обитания небольшой городок Монтрё на берегу живописного Женевского озера, а в Монтрё – гостиницу «Монтрё- Палас».

«После России “собственного дома” у них никогда не было, вспоминает сестра Набокова. – “Вести дом , заниматься хозяйством, у них не было ни времени, ни желания. К тому же у Владимира и Веры полностью отсутствовало влечение к вещам. Просто невозможно представить, чтобы они купили себе, скажем… какую-нибудь вазу. Покупалось только необходимое, и ничего лишнего. Правда, в Монтрё они жили не совсем “гостиничной” жизнью, снимали практически небольшую квартиру: гостиная, кабинет, две спальни и кухня. В ресторан они спускались крайне редко, только когда кто-нибудь приезжал – готовить к ним приходила женщина, которая делала самые простые обеды. Но уборка и прочее лежало, конечно, на гостиничном персонале, и это было для Володи и Веры очень важно, так как они были чудовищно заняты…»

Творчество, творчество было главным для Набоковых, а не ковры и не вазы, – впрочем, эта ремарка вряд ли образумит наших вещнолюбивых классиков советской и русской литературы, не говоря уже о богатых новорусских. У них свои приоритеты. Кстати, почти все сегодняшние мэтры недолюбливают Набокова. Так, к примеру, ныне покойный Владимир Максимов отмечал, что Набокова он «тоже застал», и каким? «…желчно-остроумный был человек». И о жене, Вере Евсеевне, в чисто совковом ключе: «…Такая постаревшая одесская еврейка. Она все говорила по-старому: «Господа, что будете: чай, кофе?» А Набоков в ответ: “Матушка, ну когда это я пил чай? Принесите пива”».

Максимов не одинок в своем прохладном отношении к Набокову. В книге Эндрю Филда «Жизнь и искусство Владимира Набокова» писатель представлен в совершенно негативном свете: сноб, гордец, игрок, фокусник, имморалист и эротоман. В КГБ хранится пленка с записью от 5 февраля 1967 года, на которой зафиксировано обсуждение вопроса, можно ли приглашать Владимира Набокова в Советский Союз. Искусствоведы в штатском и советские коллеги западного мэтра были единогласны в том, что Набоков категорически не нужен советскому народу: «Читали! Дрянь! Порнография! Антисоветчина!..» В результате даже «приглашения на казнь» не последовало!..

А тем не менее Набоков продолжал будоражить души и перья журналистской и литературоведческой братии, и в Монтрё к волшебнику с Женевского озера слетались их целые стаи. В 1979 году был опубликован составленный Набоковым по собственным записям сборник, включающий 22 интервью, относящиеся к 60-м и началу 70-х годов, и несколько статей и писем к читателям. Этот сборник писатель назвал просто: «Ясные мысли». Как отозвался западногерманский «Шпигель», это мысли несгибаемого одиночки, придерживающегося весьма пестрых элитарных космополитических воззрений, русского по рождению, утонченного петербуржца по воспитанию, насквозь пропитанного западноевропейской культурой и при всем этом, как он сам с гордостью признавался гостю из «Пари ревю», «американца в той же мере, что и апрель в Аризоне».

Не так давно были изданы два тома набоковских писем. В этих «эпистолах» Владимир Набоков предстает не как разрушитель морали и не как игрок, для которого жизнь не более чем шахматная доска с передвигающимися фигурками, а как человек, полный нежности и бесконечно привязанный к своей жене. Легкоранимый Набоков сознательно ограничил себя семейным кругом, где его любили и почитали и где он не мог ни от кого ждать подвоха и обиды. В письмах и воспоминаниях писатель выглядит как человек тихий и «одомашненный». Впрочем, к чему спор, какой был Набоков! Главное: он был!

Своими размышлениями о самом себе он поделился в одном из стихотворений, написанном в Сан-Ремо в 1959 году:

Какое сделал я дурное дело,

и я ли развратитель и злодей,

я, заставляющий мечтать мир целый

о бедной девочке моей.

О, знаю я, меня боятся люди,

и жгут таких, как я, за волшебство,

и, как от яда в полом изумруде,

мрут от искусства моего.

Но как забавно, что в конце абзаца,

корректору и веку вопреки,

тень русской ветки будет колебаться

на мраморе моей руки.

Почти самоэпитафия. Писатель определял жизнь следующими точными и печальными набоковскими словами: «Жизнь – только щель слабого света между двумя идеальными черными вечностями». Этот зазор слабого света исчез 2 июля 1977 года, и 68-летний мэтр и волшебник слова растворился в черной вечности.

Вдова писателя Вера Набокова-Слоним скончалась в 1991 году. Сын Дмитрий Набоков – в прошлом оперный певец, выступавший на одной сцене с Лучано Паваротти, ныне литератор и переводчик – бережно сохраняет память великого отца. Незадолго до смерти Владимир Набоков принес в комнату сына томик стихов Альфреда де Мюссе. «Отец говорил, что больше всего ненавидит в жизни тиранию, жестокость, глупость, грязь и бессмысленный музыкальный фон», – отметил Набоков-сын в одном из своих интервью.

Что еще осталось незатронутым в нашем коротком рассказе? Тема «Россия и Набоков»? В 30-е годы Владимир Набоков писал об отчаянии, которое овладело им после того, как он покинул Россию и понял, что на родину нет возврата: