Страсть замедленного действия - [21]

Она ринулась в коридор и, налетев на сочно зевавшую проводницу, заорала:

– Сейчас кто-нибудь выходил? Из нашего купе? С красным рюкзаком?

– Чего орёшь? – беззлобно сверкнув золотыми зубами, удивилась та. – Баба вышла какая-то.

– «Моделька», – выдохнула Полина и понеслась к выходу.

Конечно, строила из себя фею, а потом спёрла рюкзак. Надо ж быть такой дурой, забыть про поездных воров! Говорила Василиса – пристегнуть сумку к себе, а Полина не послушалась. Уж больно глупо это звучало. Вот и поплатилась. Она кубарем скатилась со ступеней вагона, упав в огромную вонючую лужу. Вода в ней была холодной и густой, как кисель. Поскальзываясь на жидкой почве, Полина побежала за размытой предрассветным туманом фигурой с красным пятном. В том, что краснел именно её рюкзачок, девушка не сомневалась. Проводница что-то закричала ей вслед, поезд лязгнул металлическим нутром и с пыхтением тронулся. Но Поле было наплевать. Она, подхлёстываемая яростью, неслась за своим имуществом, как стрела, выпущенная Иван-царевичем. И можно было даже не сомневаться, что если эта стрела настигнет Царевну-лягушку, то испепелит на месте и шкурку, и само подлое земноводное.

Адреналин, выплеснувшийся в кровь, придал Полине сил, и она почти настигала воровку. Но расстояние, разделявшее их, было всё равно довольно большим. Удивительно, но это оказалась не «моделька», а как раз тётка-«директорша». В очередной раз подивившись непредсказуемости судьбы и собственному неумению оценивать людей правильно, Полина с неожиданной радостью почувствовала, что ярость её захлёстывает уже самая натуральная. Она прорывалась в рычащем дыхании, в истерическом желании вцепиться этой дряни в волосы и отбить свои вещи, в отсутствии усталости и в странной взбудораженности сознания.

Вероятно, физическая подготовка тётки была всё же лучше, или сказалось то, что в последние дни Полина почти не ела, лишь равнодушно выпивала пару чашек кофе, а то и вовсе ленилась варить его и пила воду – так или иначе, но, мелькнув пару раз в реденьком сосновом лесу, нахалка скрылась из глаз. Хорошо, что хотя бы бежали они по какой-то едва заметной тропинке и с направлением погони вопросов не возникало.

Выдохлась Поля неожиданно, охнув, схватившись за бок и присев на колкий мох. Сумеречный, зыбкий рассвет сменило яркое летнее утро, до костей пробиравшее влажной прохладой. Желудок ныл, болели сбитые ноги, глаза щипало от подступавших слёз – даже денег было не жалко, но документы!!!

Всю жизнь Полина была крайне ответственной и щепетильной девушкой. Она честно исполняла любые возложенные на неё функции, даже самые неприятные, и лишь недавно научилась говорить людям «нет». Если раньше все пользовались её безотказностью и с радостью взваливали на мадемуазель Федосееву изготовление стенгазет, сборы денег на похороны, составление петиций и жалоб, организацию праздников и прочие дела, которыми никто заниматься не желал, то первый же её отказ от очередной почётной обязанности показал, как права была Василиса. А Василиса всегда говорила: «Умейте говорить людям «нет»!» Она убеждала Полину, что это необычайно просто, никто не умрёт и не обидится. Надо однажды начать, а потом втянешься. И всё равно найдётся кто-то, кто это «нет» говорить ещё не научился, и без тебя всё же обойдутся, зато твоя жизнь упростится необычайно. Так и вышло.

И если бы она сказала «нет» Василисе, то не тащилась бы сейчас по жидким посадкам, состоявшим из каких-то чахлых сосенок, и не мучилась осознанием того, что потеряла чужие документы.

Полина помнила, что подвести Вадика ни в коем случае нельзя. У него испытательный срок, он мальчик молодой, ему трудно найти работу… В общем, сейчас смутно вспоминалось, как Васька бухтела про то, что молодость – это хорошо для постели, а для работодателя это страшный дефект, и доверие заслужить очень тяжело. Она сто раз повторила Полине, как важно доставить документы в целости и сохранности, не помять, не облить чаем и не заляпать жирными руками. И вот теперь эти документы были неизвестно где.

Единственным плюсом можно было назвать тот факт, что и депрессия теперь тоже была неизвестно где. Не до депрессии сейчас было Поле.

На сероватом мху, крахмальными кружевами топорщившемся среди сосенок, вспыхнуло алое пятно.

– Рюкзак! – ахнула девушка и ринулась к имуществу. Вернее – к его остаткам.

Рюкзачок был распахнут, точно рот громадной рыбины, вышвырнутой на берег. Он зиял пустотой. Не было ни кошелька, ни телефона, ни фотоаппарата. Даже косметичка отсутствовала. Зато пакет с бумагами был на месте, а в прозрачном кармашке лежал паспорт. Василиса могла спать спокойно. Документы Полина не потеряла.

Едва она осознала, что самое главное на месте, как мгновенно, словно по команде, в уши хлынул задорный птичий щебет, в ноздри потёк вкуснейший лесной воздух, от которого закружилась голова, а небо осчастливило своей бирюзовой чистотой.

– Ух ты! – счастливо выдохнула Полина и оглянулась.

Улыбка моментально сошла с её лица, и девушка, суетливо запихнув пакет с документами в рюкзак, побежала назад. Тропинки видно не было.

Покружившись среди одинаковых сосен, Полина начала постепенно осознавать, что произошло. Узенькая тропка была заметна лишь до того момента, пока по ней шли. Сейчас Полю окружало множество извилистых то ли тропинок, то ли проходов между пышными наростами мха. Будучи барышней городской, она к сельской местности всегда относилась с недоумением и некоторой опаской. Как любое дитя цивилизации, прелесть природы Полина признавала только на фотографиях и в рассказах классиков. А сейчас она была, можно сказать, в самом сердце этой природы: в каком-то лесу, где летали, ползали и жужжали разнообразные насекомые, где не было дороги и, вероятно, жили дикие звери. Очень некстати вспомнился фильм про нефтяников, которые после крушения самолёта шли по лесу, преследуемые волчьей стаей, и по одному гибли от клыков хищников.