Страсть к размножению - [8]

Шрифт
Интервал

Константин похоронен - слава тебе, господи

Стоя над могилой, думает Константин.

МОНОЛОГ ТРОЯНСКОГО КОНЯ :

(СОВЕСТЬ НАПАДАЮЩЕГО ПОСЛЕ ОДИННАДЦАТИМЕТРОВОГО УДАРА)

Под грудью его волосатой сердце рвалося на части.

Гомер - Вересаев.

Майн Шлиманн! Ты ищешь за Трою? Пустое, поверь мне.

Не скоро найдешь, коль закладывать начал за галстук.

Спроси у меня. Я-то знаю... Тут греки намедни

Просили ответить, и очень, но я отказался.

В историю кружки не выльешь историю пива.

История Трои по горло наелась, и, кстати,

Удержит любую осаду. По личным мотивам

Елена мертва, а с истории этого хватит.

Нашелся же лекарь - застенчивый был, бородатый...

Все гладил меня и учил вычислению суммы...

А я ему - на про Елену - мол, жили когда-то,

Потом разбежались... Сплошное вранье, ты не думай.

А тут уж народу нашло - все цари или принцы

Пьянющие - то им дыра, то им пагубный климат...

Елену увидели. Звали гулять и жениться.

Сначала дрались, а потом воевали, мой Шлиманн!

Он сам перегрелся - мол, все перетрет, только где там -

Как начал втирать им - а там же сплошные герои...

Сперва извинялся, потом оказался поэтом.

Поэтом, Майн Шлиманн, Гомером. Ты в курсе за Трою?

Стояла осада. Елена! Я бил ей на жалость.

Античное дело, я думал - бывало, любили,

Так долго, что вплоть до кентавров... Она отказалась -

Мол, лошадь, и лошадь. Елена - тяжелое имя.

Шли годы. Сюжет развивался. Осада держалась.

Гомер - занимался со мной культуризмом порою;

И как-то с утра, сознавая, что делает гадость,

Сказал мне смущенно: "Братишка, давай это... Трою...".

Елена смотрела в упор. Я стоял на асфальте.

Елена ждала - мол, любила когда-то - да что там...

Гомер суетился и плакал. Все ждали пенальти.

И шел я одиннадцать метров к троянским воротам...

Повозкой назойливой сзади поехало время,

И тысячи скрещенных звезд поднялись на колени.

Мой голос влюбленный! Ты был беззащитен и светел.

Мои бессистемные руки пытались ответить.

Под кожею билось тяжелое имя чужое;

Троянцы из Трои сбегали по двое-по трое.

Троянцев ловили, и били, и били по яйцам.

С отбитыми яйцами быстро погибли троянцы.

Войска выносили квартиры и пили сухое.

Елена боялась солдат: десять лет, как в походе.

Парис притаился под деревом, аки масленок.

Елена теряла значенье. Запахло паленым.

Теряя контроль над собой и теряя надежду

Елена прикинула риск. Повернулась. Пыталась

На глаз оценить мою преданнось. Скалилась нежно.

Я ржал истерично. Теперь я показывал фаллос.

Она, пожимая плечами, скривила ебальце,

И я ей в лицо истекал своей спермой хорошей.

И птицы на небе разжали холодные пальцы,

И птицы на небе заржали в кривые ладоши.

...Записывай, Шлиманн. Лет тридцать. Жената. Еврейка

Скорее всего. Но царица - держаться умела.

А я не царица... Пиши - по утряне ефрейтор

Чего-то порылся, и - надо же - бросил мне тело.

Я шел через поле и имя тяжелое вором

Нашел и тащил, и глодал, и безокою птицей

Клевал и копытил его близорукое горло -

Как стая милиций, моих закадычных милиций...

Которая печь будет печь этот лакомый запах?

Когда это имя заведомо выпадет на пол?

Спина прохудилась тогда-то, причем он впивался -

Холодный трезубец его растопыренных пальцев.

...Майн Шлиманн! Ты все еще ищешь? Найдешь - ну и что же?

Такие, как ты, вечно ищут, и вечно находят -

А мне отвечать, и кругом эти пьяные рожи,

И всем надо в Трою... Послушай - давай о погоде?..

УДИВИТЕЛЬНО МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ

(О чем молчат ненавязчивые)

Моему другу и учителю Александру Пушкину

с любовью и уважением.

Сальери. - Что ты принес?

Моцарт. - Нет, так, безделицу. Намедни

Бессонница моя меня томила,

И в голову пришли мне две, три мысли.

Вчера я набросал их. Мне хотелось

Твое услышать мненье.

Сальери .- Говори.

Моцарт. - Появляется Автор. Выгладит он молодо.

Тут же скручивает цигарку -

И где насобачился? Пока он стоит на остановке. Холодно.

Из-за Угла осторожно появляется Автобус. Прячется.

Угол умудрено прикидывает расклад.

И вдруг улыбается - жутко и невыносимо:

У Автора не выдерживают нервы. Он уходит, все послав,

И Автобус с хохотом проносится мимо.

Сальери. - Ах, Моцарт! Как безделицу такую

Ты можешь вспоминать?

Моцарт. - Я поясняю

Что в тот же вечер, как будто назло -

В разгар веселья (с куревом, водка неплохая)

Автор взволнованно смотрит на потолок,

И выходит из комнаты, многозначительно вздыхая.

Все переглядываются. Оленька встает:

Она выпила, но пока еще слишком мало.

Оба журналиста поддерживают ее...

И потолок падает под звуки "Интернационала".

Сальери. - И ты смеяться можешь?

Моцарт. - Ах, Сальери!

Ужель и сам ты не смеешься?

Сальери. - Нет!

Моцарт. - Пойми Сальери - это было. Веришь?

Я прочитаю.

Сальери. - Быль?

Моцарт. - Скорей, сонет.

Эпицентр России. Похмельные ландшафты.

Железнодорожная станция, размером с трамвайную.

На рельсах с сумкой в руках спит Автор.

В будке спит Стрелочник, пар вываливая.

Женский голос. - Вставай, дорогой.

Мужской голос. - Ну, сразу - и с вилами.

Женский голос. - Виктор, отцепи вагон.

Мужской голос. - Сейчас милая.

Катится вагон по рельсам заснеженным.

Стрелочник - маленький, и косой, как заяц.

Уходит. Неизбежно

Вагон приближается. Автор отползает.

Все. - Браво, браво.

Сальери. - Так пей же.

БУДДИЗМ ТАИТ ОПАСНОСТЬ

Некоторых из женщин принципиально невозможно залечить


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.