Страшные истории Сандайла - [102]

Перед тем как отдыхать, надо довести до конца еще одно, последнее дело – зарыть в землю вставку. Похоронить ее я решаю на собачьем кладбище. В паре футов от него Колли лежит в тени дерева в своей плетеной кроватке и нашептывает про себя какие-то секретики.

Впрочем, дело не только в похоронах. Здесь в земле лежит то, что мне очень нужно. Я хочу прочесть послание, которое Джек сунула тогда в жестяный ланчбокс с мордочкой Снупи и закопала под трупом собаки. Надеюсь, это я правильно выбрала место. Лопата скрежещет, наткнувшись на какой-то предмет. Грудная клетка. Но железного сердца в ней нет. Я откидываю ее в сторону лопатой, продолжаю копать, а когда вижу, что железной коробки нигде нет, шепчу:

– Да где же она?

Будто земля может мне ответить.

В конечном итоге мне не остается ничего другого, кроме как отказаться от дальнейших поисков. Написанные моей покойной сестрой страницы ушли в землю точно так же, как и она сама. Возможно, их потревожили падальщики. А может, сама Джек выкопала их очередной безлюдной ночью. Это ощущается последним ударом из долгой череды. Я даже больше не смахиваю слез. Пусть себе катятся.

– Что бы это ни было, теперь эта тайна останется с тобой навсегда, – говорю я ей.

Выкопав яму, я кладу в нее ярко-голубой контейнер с последней версией вставки, которую Мия разработала для щенков Двадцать Третьей. Последней, оставшейся в шкафу. Когда я несла ее из кабинета, мне все казалось, что она шевелится. Будто внутри суетилось энергичное, живое существо. Я взмахиваю лопатой, чтобы нанести решающий удар. Закопать ее в целости и сохранности или все же разбить?

– Спорю на что угодно, что она даже не работает… – вслух произношу я… – Вот будет забавно, если через все это мы прошли зазря. Кто его знает? Может, только пинкопотамус…

Я чувствую, что теряю здравость мысли, которая ускользает меж моих пальцев, как кусок шелка.

На голубую коробочку сыплется земля. Мне хочется, чтобы она поскорее скрылась из вида. Ее можно было бы разбить, но я не стала этого делать. Не знаю, что будущее уготовило нам с Колли. Зато знаю, что дам дочери все, что ей понадобится. Даже вставку? Я все швыряю и швыряю лопатой землю, потея и дрожа от напряжения. Неужели в один прекрасный день, когда моя девочка заговорит о лжецах и кострах, мне придется опять извлечь ее на свет божий?

Все, готово. Я встаю, измученная, как сама смерть. На только что засыпанную могилу ложится тень. За моей спиной кто-то стоит, маяча силуэтом на фоне заходящего солнца.

– Что, черт возьми, здесь произошло? – говорит Ирвин.

Он побледнел лицом и прижимает ко рту платок.

– Псы вырвались на волю, – отвечаю я.

То, что случилось в действительности, не описать никакими словами.

– А почему ты не вызвала полицию?

Но отвечать мне совсем не обязательно, он ведь уже увидел Колли, которая лежит в зыбкой тени. Ирвин тихонько к ней подходит, осторожно берет из колясочки и поднимает вверх. Ее маленькие босые ножки кажутся такими хрупкими.

– Она моя, – говорит он.

Это совсем не вопрос.

– Здравствуй, – продолжает Ирвин, – здравствуй.

Колли касается ручкой его носа, и на залитом солнцем лице отца проступает гордость. В этот момент я вдруг понимаю, что никогда не смогу от него избавиться. Он никогда не отдаст мне Колли. Если я хочу, чтобы она была со мной, мне придется терпеть и его.

Это все, конечно же, Эйжа. После нашего разговора она обзвонила всех, кто мог хоть что-то знать о моем местонахождении, потом, наконец, вспомнила об Ирвине и нашла его в списке преподавателей факультета. А поскольку она была очень расстроена, он долго не мог взять в толк, что она такое говорит. Эйжа сообщила ему, что я беременна и нахожусь в заложниках у собственной семьи приверженцев тоталитарной секты. В итоге Ирвин прибыл заявить права на свою собственность. То есть на Колли.

Я знаю, что Эйжа действовала из лучших побуждений, но пошли они все со своим неуемным желанием помочь.

Мы с Ирвином расположились в тени старого пляжного зонта. Колли с довольным видом лежит у него на коленях. Свободной рукой он осторожно прикрывает платком свой нос. В воздухе уже витает запах смерти.

Я не сижу, а стою перед ним, как непослушная ученица. Подумав обо всем, я решила, что так будет лучше всего. Я пошатываюсь, от изнеможения и жары борясь с тошнотой.

– Она не твоя дочь, – говорит он. – Это яснее ясного. Ты не похожа на женщину, которая только что родила.

– Во всем, что действительно важно, она моя, – отвечаю я.

– Я ее тебе не отдам, – гнет свое он, – и сейчас же заберу с собой. Начнешь со мной драку – дам сдачи. Заполучу постановление суда. Того, что мне известно об этом местечке и о тебе, хватит на целый роман.

– Я ее мать.

Мне и в голову не приходит сдаваться.

– Скажешь тоже. Ты ее тетка. Сама же говорила мне, что твой ребенок умер. Но почему? С ним что-то сделали? Кто? Ты или она? Где тело? Для тебя это может обернуться очень и очень плохо.

Он достает мобильник и добавляет:

– Я звоню в полицию. Хотя связаться с ними надо было с самого начала, тем более что это мой гражданский долг.

Перед моими глазами плывет чернота. Я делаю глубокий вдох и говорю себе: «Потерпи, еще совсем немного». Сейчас надо сделать верный ход.