Страшные истории дядюшки Монтегю - [35]
Тут за спиной у Фрэнсиса раздался громкий крик. Он обернулся: вдали, между ним и деревней, стояли дети, которые прежде нападали на девочку. Их предводитель что-то кричал Фрэнсису и махал руками; выкрикиваемых им слов Фрэнсис не понимал, но догадывался, что вряд ли это что-то лестное.
Маленький мальчик, издалека казавшийся еще меньше, выглядел нелепо и смешно, когда пытался командовать Фрэнсисом и жестами требовал повернуть назад. Фрэнсис улыбнулся и двинулся в сторону девочки, которая уже не пыталась от него скрыться. Дети принялись подбирать камни. Фрэнсис видел, как сверкает на солнце кинжал маленького предводителя, но страха не чувствовал.
– Не надо бояться, – сказал он. – Пока я с тобой, они тебе ничего не сделают.
Девочка посветлела лицом и больше не смотрела на него исподлобья. Фрэнсис блаженно наслаждался плодами своего доброго поступка.
Артур Уэйбридж отложил альбом и отправился искать Фрэнсиса, который невесть куда подевался. Пройдя через всю деревню, он поднялся на небольшую возвышенность, резко обрывавшуюся над каменистой равниной.
Это было поистине волшебное место, тишину и покой которого нарушали лишь еле слышные вдалеке детские голоса. Насколько же иначе все было здесь в их первый приезд, подумал Артур Уэйбридж. Стоило ему подумать об этом, как в памяти во всей неожиданной полноте ожили подробности того, неудачного, визита – не только суета вокруг несчастного мертвеца, но и отчетливо раздавшееся в толпе слово «джинн». Неужели эти люди и впрямь верят в джиннов?
Меж тем в представшей перед Артуром Уэйбриджем картине кое-что показалось ему странным. Прищурив от палящего солнца глаза, он увидел вдалеке Фрэнсиса. Тот был не один.
Потрясенный Артур Уэйбридж не верил своим глазам. Какого черта он там делает? Что он забыл на убийственном солнцепеке? И кто или что это там рядом с ним? Почему никак не получается сфокусировать на них взгляд? И отчего те дети так громко кричат и возбужденно жестикулируют? В душу Артура прокрался необъяснимый страх. В голове само собой всплыло: «джинн».
Когда он услышал это слово впервые, ему на память сразу пришел джинн из бутылки, о котором рассказывается в «Тысяче и одной ночи». Но Артур знал, что встречаются и другие джинны – злые, в том числе нечестивые шайтаны и обитатели кладбищ оборотни-гули.
С расширившимися от ужаса глазами Артур кинулся к сыну. Когда он пробегал мимо стайки детей, те что-то ему прокричали. У одного из них был кинжал. Но Артур даже не остановился – он отчаянно торопился к сыну, на бегу снова и снова выкрикивая его имя.
Фрэнсис слышал, как отец зовет его, но решил не обращать внимания. Какое бы дело ни было к нему у отца, оно могло подождать. Сейчас его мысли целиком занимала девочка-оборванка. Было в ней что-то непреодолимо интригующее, в отличие от абсолютного большинства людей, которые не вызывали у него ни малейшего интереса.
Фрэнсис улыбнулся ей, и та улыбнулась в ответ – широко-широко, показав сияющие белизной зубы.
Мелкие, острые зубы ящерицы.
Когда Артур наконец добежал до Фрэнсиса, мальчик был мертв и лежал навзничь: одна рука на лице, как если бы он пытался защищаться, а на шее – кошмарный кровавый шрам. Тварь, которую спугнул Артур, растворилась в дрожащем мареве, сначала представ животным, в следующее мгновение – девочкой, потом – женщиной, потом опять животным и, наконец, оставила вместо себя пустоту.
Мистер Уэйбридж поднял на руки сына и, пошатываясь и тихонько напевая что-то себе под нос, пошел в деревню. Когда он приблизился к детям, те расступились, освобождая путь, и проводили его, склонив головы.
Я судорожно вздохнул – перед этим я, похоже, некоторое время не дышал вовсе – и несколько резче, чем собирался, встал с кресла, чтобы подойти и подробнее рассмотреть рисунок, висевший на стенке у двери.
– Так, значит, это… – начал я.
– Да, – сказал дядюшка. – Его рисовал Артур, когда Фрэнсис отправился навстречу своей погибели. Это, собственно говоря, его последний рисунок. Он считал себя виноватым в смерти Фрэнсиса и в наказание лишил себя своей единственной истинной радости.
– Это так грустно, – сказал я.
– Да, действительно, – отозвался дядюшка Монтегю.
Присмотревшись к рисунку, я заметил на нем кое-что, чего раньше не видел: в тени одного из домов стоит маленькая девочка.
Я уже хотел позвать дядюшку, чтобы поделиться с ним своей находкой, но тут вдруг тушь, которой была нарисована девочка, начала поблескивать, будто еще не высохла, а затем без следа впиталась в бумагу.
Я поморгал, пораженный игрой не то света, не то собственного разгоряченного воображения, не то того и другого вместе, а потом долго таращился на рисунок, ожидая от него новых перемен. Их, разумеется, не последовало, и я вернулся в кресло у камина.
– Видел ее? – спросил дядюшка, не отрывая глаз от языков пламени.
– Кого? – уточнил я и еще раз бросил взгляд на рисунок.
– Не важно, – сказал дядюшка Монтегю. – Еще чаю?
– Спасибо, дядюшка, – ответил я. – Вот когда вы сказали…
– А тебя, Эдгар, не манят путешествия? – перебил меня дядюшка Монтегю.
– Еще как манят, сэр, – заверил я. – Мне очень хочется путешествовать.
