Страшные истории дядюшки Монтегю - [33]

– И правильно, – отозвался отец, допивая остатки джина. – Завтра у нас тяжелый день. Спокойной ночи, Фрэнсис.

– Спокойной ночи, папа.

Утром, позавтракав хлебом с медом и оливками, они пустились в путь в затейливо украшенном черном экипаже, который немилосердно гнал возница Мехмет – зять управляющего их гостиницей. Два года назад, по его собственным словам, он выиграл этот экипаж в нарды у какого-то француза.

В деревню вело одно из ответвлений большой дороги, пролегавшей через пустыню до самой Сирии. Отец Фрэнсиса планировал по прибытии сделать зарисовки традиционных жилищ и раскинувшихся поблизости римских развалин, но, въехав в деревню, они прежде всего увидели множество полицейских.

Мехмет велел пассажирам оставаться в экипаже, а сам пошел разузнать, что случилось. Не прошло и минуты, как он вернулся в сопровождении человека, который представился начальником полиции и рассказал, что в деревне произошло ужасное несчастье: после нападения хищного зверя – возможно, дикой собаки – погиб мальчик. Пока зверь оставался на свободе, начальник полиции не мог гарантировать гостям безопасности и поэтому со всем уважением просил мистера Уэйбриджа отправиться куда-нибудь еще.

Пока Мехмет разворачивал экипаж, Фрэнсис успел заметить тело, на которое накинули пропитанное кровью покрывало. На лицах детей, выглядывающих из-за домов, было такое выражение, что он поневоле задумался, какие тайны они скрывают. То, что они что-то скрывают, было ему ясно как божий день.

Собственно, у Фрэнсиса осталось отчетливое ощущение, что даже начальник полиции сказал им неправду. Он определенно слышал, как один из мальчишек произнес слово «джин». Возможно, это означало, что несчастного мальчика убил не зверь, а пьяный отец и теперь деревенские пытаются это скрыть. Так или иначе, насильственная смерть – неважно, от руки убийцы или от когтей дикого зверя, – была Фрэнсису стократ интереснее бесконечных минаретов и развалин древнеримских храмов.

– Пап, – предложил Фрэнсис вечером, когда они сидели в чайном садике гостиницы. – Мы сможем вернуться в деревню? В ту, где погиб мальчик.

– Вообще-то начальник полиции просил нас этого не делать, – сказал мистер Уэйбридж. – А таких господ лучше слушаться. Но почему ты спрашиваешь?

– Потому что, не знаю, мне стало любопытно, – ответил Фрэнсис. – В смысле, что-то в этом есть. Неспроста все это.

Мистер Уэйбридж радостно улыбнулся. Наконец-то! Наконец Фрэнсиса хоть что-то расшевелило.

– Хорошо, я постараюсь что-нибудь придумать.

На следующий день Мехмет с большой неохотой повез их в деревню. Если в первую поездку туда он был разговорчивым и неукротимо жизнерадостным, то на сей раз всю дорогу напряженно молчал. Снова ехать в деревню он согласился не сразу и только потому, что Артур заплатил ему в три раза больше, чем в прошлый раз.

В деревне Мехмет остановил экипаж в тени старого сарая. Отец и сын Уэйбриджи выбрались из него и пошли выбирать место, с которого открывался наиболее подходящий для Артура вид. Там он разложил походный стул и по очереди извлек из наплечной сумки деревянную коробку карандашей, пузырек китайской туши, перо и альбом для эскизов.

Фрэнсис и раньше-то не проявлял интереса к отцовской работе, а теперь, после стольких недель, стоило тому взяться за карандаш или перо, он тут же впадал в подобие транса: замирал без движения, блуждал бесцельно взглядом и в конце концов погружался в забытье.

Фрэнсис сразу пожалел, что они притащились в эту деревню. Без свежего мертвеца тут было даже тоскливее, чем в Харране. И вообще, сколько можно мотаться туда-сюда по этой богом забытой стране? Их с отцом путешествие казалось ему наказанием, расплатой за тот несчастный «инцидент», после которого в его жизни переменилось буквально все.

«Инцидент» – только так и не иначе отец называл тот случай – произошел в школе. Мальчик по имени Харрис до крайности невзлюбил Фрэнсиса и, начав с ругани и словесных издевательств, через пару месяцев перешел к тычкам и побоям.

Вместо того чтобы посочувствовать сыну, мистер Уэйбридж объяснил ему, что травля – неотъемлемая часть школьной жизни, что Фрэнсис никогда не станет мужчиной, если не сумеет за себя постоять, и что никто, кроме него самого, Фрэнсису не поможет, потому что такова жизнь.

В итоге как-то в воскресенье, после общей молитвы, Фрэнсис, вооруженный крикетной битой, подстерег Харриса возле теннисных кортов и без предупреждения на него напал.

В последний момент Фрэнсис чуть было не отказался от своего замысла, испугавшись, что Харрис отберет у него биту и его же как следует и отлупит, но все-таки нанес своему мучителю удар, от которого тот, к безумной радости Фрэнсиса, грохнулся без сознания.

Фрэнсис с торжествующим смехом запрыгнул на распростертого на земле Харриса и принялся охаживать его битой по лицу и по голове – даже рука устала, пока его не оттащил прибежавший на шум школьный староста.

Отца Фрэнсиса в тот же день вызвали в школу. Отец держал себя даже спокойнее обычного и был настроен на философский лад, но разговаривать с ним Фрэнсису было все равно куда противнее, чем с директором школы, хотя тот все время срывался на отвратительный крик и так сильно стучал кулаком по столу, что свалилась настольная лампа.