Страшные истории дядюшки Монтегю - [20]

Но его так и тянуло в сумрачно-романтичный уголок сада – тот, что позади дома. Оттого что взрослые, в том числе садовник, избегали этого места, Роберту казалось, что оно принадлежит ему одному.

В один прекрасный день он, к своему удивлению, увидел там мальчика – хорошо одетого мальчика, который сидел на высокой стене, почти невидимый в густой тени деревьев.

– Привет! – сказал Роберт.

Мальчик ничего не ответил, зато улыбнулся такой широкой улыбкой, какой Роберт в жизни ни у кого не видел. Он вдруг почувствовал себя очень хорошо и свободно и тоже улыбнулся в ответ.

На следующий день – это была пятница – доктор Тревэйн в условленный вечерний час явился в дом преподобного Сэквилла с букетиком цветов в одной руке и бутылкой весьма дорогого портвейна – в другой.

– Надеюсь, Роберт, ты не очень скучал? – спросил доктор Тревэйн, сидя в гостиной, где хозяева с гостем коротали время в ожидании ужина.

– Ничуть, сэр, – ответил Роберт. – Ведь у меня наконец появился друг.

– Друг? – удивленно спросил доктор Тревэйн. – Очень любопытно.

Он хотел было расспросить Роберта о новом друге, но тут служанка Дженни позвала всех к столу. За ужином разговор зашел о деревенских жителях и их «приношениях».

– Сэр, люди они хорошие, – сказал доктор Тревэйн. – Так они выразили свою глубокую благодарность за то, что им назначили нового священника.

– Им так не нравился мой предшественник? – довольно спросил преподобный Сэквилл.

– Что вы, напротив, – ответил доктор Тревэйн. – Преподобного Бенчли в деревне любили и очень уважали… – Голос доктора дрогнул, и он умолк.

– И все же? – Матушка Роберта сразу поняла, что доктор что-то недоговаривает.

Доктор Тревэйн печально улыбнулся и рассказал, что к концу жизни преподобный Бенчли несколько переменился, а его кончине предшествовали случаи непредсказуемого поведения.

– Бедняга, – сказала миссис Сэквилл.

– В каком смысле непредсказуемого, позвольте поинтересоваться? – спросил отец Роберта.

Доктор Тревэйн откинулся на спинку стула.

– Боюсь, преподобный Бенчли страдал болезненной одержимостью. Как вы знаете, он жил холостяком. Видимо, ему повредило то, что он слишком много времени проводил наедине с самим собой.

– Доктор Тревэйн, вы говорите, бедняга страдал «болезненной одержимостью», – сказала миссис Сэквилл. – Чем именно он был одержим?

– Не чем, а кем – одним из прежних обитателей этого дома, оставившим по себе дурную славу.

– Кто-то из прежних обитателей имел дурную славу? – спросила миссис Сэквилл. – Доктор, вы меня заинтриговали.

Доктор Тревэйн извинился: он полагал, что епископ рассказал преподобному Сэквиллу о его предшественнике.

– Пожалуйста, расскажите о нем, – попросила миссис Сэквилл. – Обещаю, что не буду излишне шокирована вашим рассказом. Нас, жен священников, трудно чем-то смутить.

– Ладно. Думаю, не будет вреда, если…

Тут в дверь громко постучали, и в комнату вошла служанка Дженни.

– Прошу прощения, сэр. Прошу прощения, мадам. Пришел мальчик от миссис Хантер. Говорит, ей совсем худо и срочно нужен доктор Тревэйн.

– Мне очень жаль, – извинился доктор Тревэйн. – Боюсь, я должен идти. В последнее время состояние миссис Хантер заметно ухудшилось.

– Конечно, – сказал преподобный Сэквилл. – Мы должны по первому зову идти туда, где в нас нуждаются более всего. В этом смысле между врачом и священником много общего.

Доктор Тревэйн с поклоном поблагодарил хозяев за угощение и за приятную компанию и поспешил к больной.

Суббота выдалась пасмурной. Из-за этого под деревьями позади дома было так темно, что Роберту пришлось очень постараться, чтобы высмотреть своего нового друга.

Мальчик ни о чем его не просил, но Роберт и без этого понял, чего тот от него хочет, и с неожиданным для самого себя рвением бросился выполнять невысказанное желание. Прежде Роберт всегда был лидером, а не ведомым, но теперь все переменилось.

Он вспомнил про стоявшую возле теплицы длинную доску – она идеально подходила для задуманного. Мальчик одобрительно ему кивнул; его улыбка, как фонарь, озарила сумрак.

Вечером того же дня к родителям Роберта заглянул доктор Тревэйн, чтобы извиниться за то, что накануне так поспешно их покинул.

– Как больная? – спросила миссис Сэквилл.

– К сожалению, неважно. Миссис Хантер очень тяжело больна, – вздохнул доктор.

В следующий момент он заметил на лице Роберта довольную ухмылку и недоуменно нахмурился. Миссис Сэквилл проследила за его взглядом.

– Роберт, – сердито сказала она. – Я не понимаю, чему тут можно радоваться.

– Прости меня, – отозвался Роберт. – Я думал совсем о другом.

Миссис Сэквилл внимательно посмотрела на сына: ей показалось, что он не похож на себя. Затянувшееся было молчание прервал преподобный Сэквилл – напомнил доктору Тревэйну, что он собирался рассказать о прежних обитателях дома. На лице доктора Тревэйна появилось выражение человека, который, сболтнув лишнего, понимает, что теперь уж придется выкладывать все до конца.

– Не бойтесь, – начал он. – Это давнишняя история. Собственно говоря, даже не история, а скорее предание, молва, побасенка. Я не стал бы о ней упоминать, если бы не долгая память деревенских и если бы она не имела некоторого отношения к последним дням преподобного Бенчли. Но имейте в виду, что кого-то она может чересчур взбудоражить.